Давид Якобашвили: «Когда цены на нефть рухнут в 10 раз, тогда и будет страшно»

Год назад российский рынок потрясло известие о продаже концерну PepsiCo одного из старейших и крупнейших игроков – ВБД. За это время концерн полностью интегрировал российскую компанию, провел делистинг и, благодаря ВБД, продемонстрировал результаты за первую половину года лучше ожиданий аналитиков. Прямо после сделки один из основателей ВБД Давид Якобашвили говорил, что решение о продаже было принято основными акционерами очень быстро. Как он оценивает сделку сейчас, каковы перспективы ВБД в рамках транснационального холдинга, а у самой PepsiCo – на российском молочном рынке, и чем занимается сейчас – Давид Якобашвили (№111 в списке богатейших бизнесменов России Forbes) рассказал в интервью Slon.

– Давид Михайлович, прошел год после продажи ВБД. Все правильно сделали?

– Компания развивается неплохо, во всяком случае, этот год совершенно точно был лучше предыдущего, и у нее есть определенный рост. Можно, конечно, сказать, что рост мог быть и больше. Но они только-только вошли в колею и нормальную работу, так что все идет хорошо. Вы знаете, как прогнозировали многие аналитики: с покупкой ВБД у PepsiCo на долгие годы улучшатся собственные результаты. Так что они, наверняка, довольны. Даже большинство наших сотрудников не были разочарованы этой сделкой, после ее завершения очень многие не стали увольняться, по-прежнему работают в компании. Конечно, кто-то ушел, не без этого. Но отток был совсем небольшим. И главное, ни от кого я не слышал ни слова об обиде. Наоборот, люди излучают позитив.

– Редкий случай...

– Такое действительно бывает очень редко. Но ВБД – компания, сделанная на славу. Я много компаний наблюдал и могу себе позволить, так сказать. У ВБД прекрасно выстроенное корпоративное управление, с либеральным и прозрачным подходом, с соблюдением всех правил и законов. Краснеть не приходится.

– Вы уже не принимаете никакого участия в ВБД?

– Мы полностью вышли из компании. У нас там не осталось ничего. Но если понадобимся – готовы помочь, хоть советом или консультацией. Мы открыты для оказания любой помощи и поддержки.

– Как вы полагаете, достаточно ли внимания уделяется молочному направлению со стороны ВБД? Многие сразу подозревали, что этот бизнес – лишь «нагрузка» к интересующим PepsiCo сокам. Тем более что сейчас молочные активы в России не наращиваются с такой скоростью, как это было при вас.

– Но ведь прошло не так уж много времени после поглощения. И оно требовалось на то, чтобы освоиться. Не так-то просто наращивать активы.

– А вы не оставили задел?

– PepsiCo совершила очень большую сделку без малого год назад. Сейчас говорить, что они могли бы купить что-то, еще преждевременно. На это пока нет энергии. Тем более, сейчас они развиваются вполне уверенными темпами. Думаю, через год они себя покажут и со стороны сделок M&A.

– Недавно PepsiCo решила полностью отказаться от рекламы на телевидении. Совершенно противоположно той стратегии, которой всегда придерживались вы. Не навредит ли это компании?

– Подходы к продвижению могут быть разными и очевидно, что в PepsiCo он свой. Мне трудно об этом судить. Возможно, усилится продвижение в части скрытой рекламы. Или они находятся в поиске более эффективных рекламных стратегий. В любом случае, мы говорим о транснациональном холдинге с колоссальным опытом работы на многих рынках. Они точно ведают, что делают. Хотя конкуренция сейчас достаточно жесткая, рынок еще не полностью покрыт, а на полках продолжается война.

В свое время реклама на ТВ оправдывала вложения, и мы активно использовали этот канал. Но, повторюсь, у каждой компании свой подход.

– Что вы думаете о предложении PepsiCo стать посредником в распределении субсидий производителям молока? Понятно, зачем это Pepsico. Но вот зачем это нужно государству? Очень спорно, что предложение найдет поддержку у чиновников...

– Среди чиновников предложение может одобрения и не найдет. Но лично я его поддерживаю. Что бы ни говорилось: всегда основными помощниками фермеров, производителей были ни кто иные, как переработчики. Такие, как ВБД. Понятно, что государство выделяло помощь, субсидии. Но вы должны помнить, что были и другие времена, когда помощь урезалась. Было еще и такое: в кризис выделяемые 1–2 руб. на литр молока госпомощи попросту не доходили до самих фермеров. А мы в ВБД, со своей стороны, помогали им: давали оборудование, кредитовали, снабжали кормами и транспортом. У нас была целая программа «Молочные реки», которая давала возможность вставать фермерам на ноги в трудное время. Сделано было много.

Думаю, лучшим проводником госпомощи в данной ситуации были бы сами переработчики. В их же интересах крепко стоящий на ногах, финансово успешный фермер, который производит хорошее молоко, выращивает коров и снабжает переработчика хорошей продукцией. Я прекрасно помню, что производители молока просто мечтали стать нашими поставщиками. Потому как мы оказывали поддержку тогда, когда уже некуда было деваться. И ни от кого, в том числе и от государства, помощи они не получали.

Опять же, государственные субсидии не так уж хорошо контролируются: деньги выделены, а куда пошли, дошли ли до адресата – никто не отслеживает. Переработчики могут контролировать и отчитываться еще и в этой части. Чтобы госпомощь пошла туда, куда надо, чтобы средства не разворовали. К тому же, с помощью переработчиков решается еще одна острейшая проблема нашего рынка – контроль качества самого молока. Производителю становится выгодным поставлять молоко только высокого качества.

Так что PepsiCo вышла с нормальным предложением. Но, к сожалению, оно не всеми поддерживается. Многие могут сказать, что переработчики опять тянут одеяло на себя.

– Но ведь два года назад, когда закупочные цены на молоко упали до минимальных показателей, именно крупнейших переработчиков, в том числе и ВБД, обвиняли в картельном сговоре...

– Цены падают, цены поднимаются – это рынок. Но в данной ситуации никому невыгодно «убивать» корову, которая приносит молоко. Все относительно. Если говорить про низкие цены на молоко, то желательно еще и упомянуть, относительно чего они низкие. А что, если они уже выше, чем в странах ЕС? И намного более высокие, чем в Америке? И я не могу сказать, что наше молоко – лучшее в мире, чтобы быть самым дорогим.

К этому вопросу надо подходить осмысленно, качество должно соответствовать цене.

– С созданием единого экономического пространства российским производителям молока стали угрожать более дешевые и качественные белорусские продукты. Как быть?

– Это не угроза, а стимул работать лучше и делать более качественный продукт. Белорусы умеют, должны научиться и наши производители. А не пытаться сбыть продукт любого качества и всеми силами добиваться увеличения цены. Ведь очень часты случаи, когда или само молоко плохое, или коровы больны, или молоко с водой смешано, или в молоке есть антибиотики. Потому мы в ВБД проверяли сами каждую приходящую машину. Так что конкурентная борьба нашему рынку не помешает – это здоровая борьба. У нас самообеспеченность молоком находится на уровне 85%, и тот объем, который приходит из Белоруссии, не является таким уж большим. Но лучше пусть эта боязнь конкуренции с более дешевым и качественным молоком у наших производителей присутствует. Должны бояться, поскольку по качеству мы отстаем по всем параметрам.

– В какой государственной помощи действительно нуждается наше сельское хозяйство и, в частности, молочное производство?

– Белоруссия выделяет на поддержку своего сельского хозяйства примерно 25% госбюджета, Россия – на уровне 1,5%. Причем у нас 140 млн человек населения, а у них – около 10 млн. Сельскому хозяйству надо помогать. Как говорится, тут – либо самим кормить свой народ, либо его будет кормить чужой военачальник. Но, опять же: наш высший сорт молока отличается от европейских стандартов в разы. И это вызывает определенное чувство неудовлетворенности. Надо что-то делать. Хорошо, государство поддержит наших производителей. А кто будет бороться за качество? Нужен же не только пряник, но и кнут. Нужно стимулировать производство хорошей, качественной продукции. Чтобы производитель был заинтересован в молоке высокого качества.

– Когда проходила сделка, в PepsiCo шли разговоры о выходе на международные рынки Китая, Ближнего Востока. Как с этим обстоит дело?

– В 2003–2006 годах мы все это уже пробовали делать. Пытались продавать свою продукцию в Китае, Израиле, Европе. Возили «Чудо-ягоду», кефир, ряженку, сметану. Но транспортная составляющая не давала возможности работать без убытков. Если продавать на зарубежных рынках, то там же должно быть расположено и производство. Иначе не проходишь по цене. Так что мы в этой ситуации потерпели фиаско. Хотя, сама по себе продукция пользовалась успехом у потребителей.

– Что вы думаете относительно второй волны кризиса? Насколько она будет сильной и как ударит по потреблению в стране?

– Страхи обоснованы, достаточно посмотреть на Европу. Впрочем, Россия пока обеспечена спросом на сырье. Когда цены на нефть рухнут в 10 раз, тогда и будет страшно. А сегодня еще рано бояться: бюджет профицитный, в целом все выглядит нормально.

Надо прописать четкие правила игры, прекратить панику и смело идти вперед. Развивать, кроме сырьевой, другие отрасли. Создать стимулы для определенных секторов промышленности, по приоритетам. Давать им послабления по налогам на время становления. И тогда все будет хорошо. Пока у нас обычно как происходит: только где-то отрасль поднимает голову, ее тут же облагают налогами, тем самым мешая развиваться…

– Чем вы занимаетесь после продажи ВБД? Реализовался ли, как вы его называли, «коммерческий интерес» в «Башнефти»?

– Я стал членом совета директоров в «Башнефти», вошел в комитеты совета директоров по связям с инвесторами и по аудиту АФК «Система». Мне это очень интересно.

Интересен также торфяной бизнес. По сути, это то, что валяется просто под ногами, и почему-то никому не нужно. На нишу никто толком не обращает внимания. И мы решили взяться за это. В первую очередь – из-за экологических проблем. Горят как раз торфяники заброшенные, необрабатываемые. А там, где ведутся работы, добывается торф – всегда есть специальная техника, люди. Где есть хозяин – там нет пожара.

У этого проекта есть и социальная составляющая. Когда-то на торфоразработках, особенно на северо-западе, было занято много населения. Сейчас в этих регионах люди сидят без работы. Восстанавливая добычу и переработку торфа, мы запускаем новые производства, создаем рабочие места. Сам торф – биотопливо, которое сегодня вполне может конкурировать с углем, мазутом и газом, в частности, в местах удаленных и малонаселенных, там, где нецелесообразно строить крупные тепловые станции или прокладывать газопроводы.

Но для реанимации и развития этой отрасли требуются определенные решения, в том числе на уровне новых законодательных документов – нужен закон, правила игры. А их нет! Вот зачем, например, государство облагает высокими поборами торф, который вывозят из страны? Есть сложности даже с определением, к какому фонду отнести торфяные месторождения. По законодательству – болота и заболоченные территории, на которых располагаются торфяники, относятся к водному фонду. А на практике – торфяники относятся к лесному фонду и иным категориям. На мой взгляд, ситуация однозначная – это водный фонд. И мы требуем, чтобы торфяники отнесли именно к водным ресурсам.