Виктор Бут. Фото: Reuters

ВТОРНИК, 1 НОЯБРЯ Я вхожу в зал суда номер 15С, когда судья Шира Шейдлин зачитывает напутствие присяжным. Довольно просторный зал суда заполнен почти полностью, но не битком. Девушка в первом ряду справа рисует тушью обвиняемого Виктора Бута, его адвоката Альберта Даяна, присяжных на возвышении справа, судью в центре, крупными цветным штрихами – американский флаг, очертания герба на стене за спиной у судьи. Судя по наклейкам на сиденьях, присутствующие – в основном пресса, а также люди, имеющие непосредственное отношение к делу. Я ловлю на себе несколько слегка вопросительных взглядов: все, кто освещают это дело, приходят сюда каждый день на протяжении почти месяца, и появление нового лица вызывает любопытство. Присяжные равномерно переворачивают страницы вслед за судьей, раздается синхронный шелест. Из напутствия ясно, что с выносимым вердиктом должен быть согласен каждый из 12 присяжных заседателей, без исключений, что перед вынесением приговора они должны подробно обсудить дело, и что высказаться должен каждый. Что присяжные не должен бояться поменять свое мнение за время обсуждения, если для этого возникли какие-то обстоятельства. Я пытаюсь узнать Виктора Бута со спины, но удается мне это только в профиль, когда он поворачивается к своему адвокату: они сидят в зале рядом – с момента ареста в Таиланде Виктор Бут очень похудел, и из дородного русского мужика с крепкой шеей на облетевших весь мир фотографиях стал гораздо меньше, суше и старше. Жена Бута Алла выглядит очень уставшей – как я узнаю впоследствии, у нее и у дочери Бутов Лизы проблемы со сном. Неудивительно. Присяжные удаляются на совещание. Когда я позвонила в суд вчера после обеда, мне сказали, что судья вот-вот зачитает свое послание, присяжные посовещаются, и вскоре после этого огласят вердикт. На деле все гораздо более затянуто и ритуально. Нет никакой ясности, огласят ли решение суда сегодня, на деле это вполне может занять дни и даже недели. Присяжные совещаются, приближается обеденное время. Мы узнаем, что присяжные заказали положенный по статусу бесплатный ланч – значит, до обеда точно ничего не решат. Довольно тесной компанией – все здесь действительно знакомы уже близко и плотно и встречаются в 15С каждый день в течение месяца – мы оправляемся в местный недорогой кафетерий с известным уже наизусть меню. Еду часто заказывают извне, местная уже приелась. Поскольку ясно, что, скорее всего, сегодня ничего не решат, Алла Бут уезжает домой и просит позвонить ей, если появятся новости. С позвонить – отдельная история: по правилам, все электронные устройства у посетителей отбираются при входе и сдаются в камеру хранения, поэтому с собой телефон есть только у сотрудников суда и, например, у официальных переводчиков по этому делу. Общий настрой таков, что, скорее всего, Виктор Бут получит тридцать лет – мера наказания при его обвинениях может быть от 25 лет до пожизненного заключения, но обвиненному в похожем деле Монзеру Аль-Кассару в 2008 году в этом же здании суда дали 30 лет, а уголовное право в Америке прецедентное. На каком-то общечеловеческом, органическом уровне довольно неприятно ощущать, что довольно молодой и весьма обаятельный мужчина, каковым, безусловно, является Виктор Бут, несмотря на все, через что ему пришлось пройти за последние 3 года, прямо у нас на глазах вот-вот получит такой безысходный приговор. Еще неприятнее становится, когда вспоминаешь о том, что Бут ведь был субподрядчиком американского правительства в Ираке в 2003–2004 годах, но все равно, выходит, не считается за своего, и как только ветер поменялся, мгновенно из хозяина положения стал жертвой. До боли знакомый сценарий. Российское правительство, с другой стороны, тоже не спешит на защиту собственного гражданина. «Войну Америке Россия точно не объявит, – говорит журналист Владимир Козловский, который внимательно следил за ходом процесса с самого начала, – а что еще они могут сделать?» В перерыве многие выходят из здания суда проверить сообщения на оставленных в камере хранения телефонах. После обеда приходит слух, что сегодня, скорее всего, ничего не решат. Мы еще какое-то время активно общаемся в коридоре. Я так понимаю, это основное тут занятие в отсутствие реальных новостей: ничего не попишешь – те журналисты, которые прикреплены к делу, вынуждены ходить в суд каждый рабочий день. Публика подобралась на редкость интересная и сведущая: специалист в области судебной хроники, журналист Владимир Козловский (BBC, Radio Liberty), Ноа Розенберг из New York Times (ее статья о Буте например здесь), кинорежиссер Тони Гербер, известный фильмом Full Battle Rattle, о городе-тренажере в американской пустыне Мохави, где американские войска готовятся к Ираку и Афганистану, и все основные российские и иностранные новостные журналисты. Во второй половине дня присяжные передают записку судье (во время дела они могут общаться с судьей только записками) о том, что хотели бы продолжить завтра. Судья отпускает присяжных. Следом, все так же не зная, когда ждать решения, но довольно четко представляя, каким оно будет, расходятся все остальные. СРЕДА, 2 НОЯБРЯ В среду начало назначают на десять, но в первую половину дня так ничего и не происходит. Непонятно, будет ли озвучен вердикт сегодня, завтра, или еще когда-нибудь. На пятнадцатом этаже здания суда разлито привычное вялое ожидание, помноженное на стресс от предстоящего приговора. Зато после обеда, чуть раньше двух, все внезапно приходит в движение. Я едва успеваю зайти в 15С, а судья уже передает слово присяжным. «Виновен», «виновен», «виновен», «виновен» – суд присяжных Южного округа Нью-Йорка признает Виктора Бута виновным по всем четырем статьям обвинения: преступный сговор с целью убийства граждан Соединенных Штатов, преступный сговор с целью убийства лиц, находящихся на государственной службе, преступный сговор с целью приобретения и продажи зенитных ракет, преступный сговор с целью поставки оружия террористическим группировкам. «Мера наказания будет объявлена 8 февраля», – объявляет судья. После этого известия из зала заседаний пулей вылетают журналисты информационных агентств – каждому нужно позвонить в выпуск быстрее, чем это сделает конкурент, а телефон на этаже всего один. Сам Виктор Бут на приговор реагирует спокойно. Всех просят из зала, снаружи журналисты атакуют адвокатов Бута и жадно записывают цитаты. Естественно, защита крайне недовольна приговором, естественно, готовится апелляция, вице-консул России Алексей Отчайнов говорит о том, что государство будет продолжать поддержку Виктора и его семьи. При этом кристально ясно, что радикально изменить ситуацию вряд ли кто-то способен, что против лома приема нет, и все эти сложносочиненные сочувствующие фразы сейчас мало что значат и в большой степени являются просто положенной формальностью плюс послеприговорным выплеском эмоций. И эта обреченность в воздухе гнетет. Еще больше гнетут ключевые вопросы по делу, оставшиеся без ответов. Почему американцы ополчились против собственного субподрядчика? Почему, согласно американским законам, похищать гражданина чужой страны из третьей страны, чтобы судить его в США своим судом, – это нормально? «Слило» ли российское правительство Бута и по какой-то причине? Почему при огромном выборе высококлассных адвокатов (если верить коллегам, лучшие юристы чуть ли не стояли к нему в очередь, как только его перевезли в Америку) Бут выбрал Альберта Даяна, который, несмотря на красиво пригнанный костюм и неплохие туфли, не выглядит компетентным, уверенным, да и просто знающим такую сложную материю, как дела о торговле оружием? Только ли потому, что оба – выходцы из Советского Союза, и к «своему» на генетическом уровне больше доверия? Хочу ошибаться, но, боюсь, ни до, ни после 8 февраля мы этого не узнаем.