25 октября в Европейском университете в Санкт-Петербурге прошел первый день конференции «Взаимодействие науки, образования и бизнеса: инновационные ландшафты Европы и России». Конференция собрала людей из компаний, университетов, исследовательских организаций и административных структур России и нескольких стран Европы и стала площадкой, где завязался диалог между представителями бизнеса, образования и науки, обозначивший нужды и проблемы в их взаимодействии. Slon публикует основные тезисы некоторых из докладов.

Наталья Смородинская, Институт экономики РАН

Инновационные ландшафты, инновационные экосистемы, инновационные кластеры. Как они могут способствовать стабильному инновационному экономическому росту?

Мировая экономика движется в сторону сетевой организации, которая является синтезом иерархического и рыночного способов социальной координации. Глобальный кризис, уничтожающий традиционные иерархии, стимулирует этот процесс, в результате чего рождаются кластеры с коллаборативным управлением. Сетевая организация рождает инновационные экосистемы, где инновации нелинейны, а сотрудничество крайне важно.

Кластеры рассматриваются в контексте теории конкуренции Портера – как агломерации, фокусирующиеся на постоянных инновациях, или как географические концентрации связанных между собой компаний. С момента возникновения кластеры развились и стали сложными динамичными системами. Их можно сгруппировать по четырем категориям:

индустриальные комплексы, где нет сетевого эффекта; фокальные сети, напоминающие пирамиды, иерархии с горизонтальными связями; региональные сети со многими центрами, где начинают проявляться эффекты сети; наконец, региональные инновационные кластеры (RIC), в которых эффекты сети складываются с эффектами сотрудничества.

Региональный кластер состоит из разных организаций – компаний, местных властей, академий и университетов, НКО и банков, а также из необходимой инфраструктуры, такой, как человеческий капитал, правовая среда, транспорт и коммуникации.

Это близко идее Triple Helix, в которой сближение и коэволюция науки, бизнеса и государства порождают сетевые эффекты взаимодействия. В некоторых случаях, например в Европе, возможно создание макрорегиональной инновационной системы, представляющей собой кластер из кластеров.

Однако в России идея Triple Helix не сработала из-за бюрократического капитализма – отсутствия связей между бизнесом и наукой вследствие излишней закрепощенности последней, ее зависимости от государства.

Итог таков: коллаборация и сети – ключевые элементы постиндустриального общества, образующие постиндустриальный ландшафт. Региональные инновационные кластеры – это кирпичики современных экономик, и их создание – макроэкономическая необходимость.

Ирина Дежина, Институт мировой экономики и международных отношений РАН

Наука в российской инновационной политике

Прежде всего российская наука разительно отличается от науки остальных стран мира: только в России государственный бюджет доминирует в расходах в этой сфере. Даже так называемый бизнес-сектор – государственные компании – с точки зрения научных исследований наполовину финансируется государством. По сравнению с другими странами в России крайне низка инновационная активность, а в кадровой структуре преобладают люди старшего возраста.

При этом существуют государственные программы для развития университетов и науки в них, предусматривающие создание крупных федеральных (таких, как ДВФУ, ЮФУ, СФУ и так далее) и научно-исследовательских университетов (как, например, НИУ ВШЭ, НИУ ИТМО и другие).

Самих условий для занятия наукой, однако, нет: преподавательская нагрузка с каждым годом растет, а бюджетное финансирование налагает большие ограничения, к примеру, нельзя использовать бюджетные деньги для найма технического персонала с целью поддержания оборудования в рабочем состоянии.

Более того, сама задача, ставящаяся перед университетами, странная и противоречивая: университеты должны заниматься фундаментальной наукой, конкурируя с Академией, но в то же время заниматься и прикладной наукой – через сотрудничество с бизнесом.

Программа мегагрантов, которая также является одной из главных мер по стимулированию науки, не получила однозначной оценки. Иностранные коллеги оценивают ее позитивно, а российские ученые – более критично: требование четырехмесячного (в год) пребывания иностранного ученого, привлеченного по мегагранту, в России не всегда может быть выполнено, поскольку часто специалисты не хотят переезжать.

Еще одна программа по развитию науки имеет полуофициальное название «1000 лабораторий». У каждой такой лаборатории, получившей государственное финансирование в рамках программы, может быть гибкая и меняющаяся аффилиация, а сам грант выдается на пять лет конкретному научно-исследовательскому коллективу.

Другая программа называется «Технологические платформы» и предполагает сотрудничество индустрии и университетов, особенно на стыке наукоемких производств. Инициатива имеет аналог в Европе, однако там технологические платформы создавались снизу вверх, в то время как в России процесс идет в противоположном направлении.

Самая печальная глава в российской науке – это реформа трех академий наук (РАН, РАМН и РАСХН), создание ФАНО и российского научного фонда и сопутствующая переоценка научных институтов. Проблема в том, что нет никакого стратегического видения и даже простого объяснения реализации подобных инициатив – не обозначен даже автор реформы.

Несмотря на не самую радужную динамику развития российской науки в целом, можно отметить некоторые позитивные результаты попыток сотрудничества компаний и университетов. Последние начинают понимать нужды бизнеса, расширяются контакты с обеих сторон, иногда складываются практики долгосрочного сотрудничества, а сами компании, приходя в университеты, развивают там собственные образовательные курсы.

Вот три главных вывода:

Первый, позитивный – государство пытается изменить организацию науки и сделать ее более современной. Второй, который смущает и одновременно настораживает, – это ожидание немедленных результатов в науке со стороны государства. Третий, вызывающий негативные эмоции, – полное отсутствие стратегического видения и обилие всевозможной и чрезмерной документации во всех областях науки.

Рэй Пинто, Microsoft Europe

Ключевые технологические тренды грядущего десятилетия и взаимодействие «наука – образование – бизнес» в России и Европе

Технологические тренды невозможно остановить. Они проходят сквозь бизнес, науку, образование и государство. Несмотря на это, их можно распознавать и учиться использовать. Пример из этой области – музыкальная индустрия. С приходом цифровых носителей за период с 1995 по 2005 год она сильно изменилась. Многие крупные игроки пытались сопротивляться процессу перехода на цифровую форму дистрибуции, и их дела приходили в упадок, другие, наоборот, приспосабливались, как, например, компания Apple, создавшая iTunes.

Современные технологические тренды – это, во-первых, облачные вычисления, которые позволяют обрабатывать огромные массивы данных. Во-вторых, новые форм-факторы технологий и интерфейсов. Обычная потребительская техника все больше соединяется с интернетом и компьютерами, а облик самих компьютеров постоянно меняется, взять, к примеру, планшеты, которые появились относительно недавно, но имеют огромный успех на рынке. В-третьих, естественные интерфейсы (natural user interfaces) – когда не люди адаптируются к компьютерам, а компьютеры к ним. Соответственно, существует задача научить компьютеры видеть и распознавать так, как это делает человек, и она решается с помощью дисциплинарной области «машинное обучение» (machine learning).

Россия обладает огромным человеческим капиталом, поскольку здесь много хороших программистов. В современном мире, где почти все становится зависимым от компьютерных наук, это важный актив.

Круглый стол «От идеи к результату: опыт инновационного взаимодействия бизнеса с наукой и образованием»

Владислав Мягков, компания «Эрнст & Янг»

Инновация – это создание нового продукта или технологии. Но тогда в рыночной экономике любая компания может считаться инновационной, поэтому возникает задача измерения инновационности компании. Существует два основных метода – статистический и рыночный. Для статистического метода главный источник данных – вклад в НИОКР и патентная статистика; для измерения существует стандарт ЕС, называемый Oslo Manual. Рыночный метод предполагает использование статистики инвестиций средней компании в данной области.

Инновационный бизнес есть во всех отраслях, но наиболее известный – это высокорискованный инновационный бизнес, где далеко не каждая инвестиция окупается. В Британии за последние 10 лет было снято 300 фильмов, но только тридцать из них оказались прибыльными. В американской киноиндустрии рекордсменом по доходности (~450%) стал фильм «Аватар», однако в относительном измерении на таком же уровне идут низкопробные фильмы ужасов, поскольку для их съемки нужно ничтожное количество средств, а продаются они неплохо.

Инновационный бизнес в сфере изобретений и новых технологий (СИНТ) – тоже высокорискованный бизнес. Во всех развитых странах, особенно в США, чем дольше разработка от идеи к промышленному внедрению, тем больше она финансируется бизнесом, но этот переход происходит постепенно. В России научные идеи финансируются исключительно государством, промышленные образцы – компаниями, а переходный уровень – «прослойка» – отсутствует.

Илья Лысенков, представитель компании «Оптоган»

Компания «Оптоган» занимается производством светодиодных ламп и была основана несколькими учениками академика Алферова в Финляндии. Она является вертикально интегрированной, то есть реализует весь цикл производства от научно-исследовательской работы до сборки и реализации конечной продукции.

НИОКР важен для компании, поскольку за два года стоимость условной единицы светимости светодиодных ламп упала с двадцати до трех долларов – есть пространство для постоянного развития. В 2011 году компания стала резидентом «Сколково», имеет базовую кафедру в ИТМО, взаимодействует с технологической платформой развития светодиодных технологий и реализовала совместный с МИФИ проект по ультрафиолетовым светодиодам. В сотрудничестве со «Сколково» был разработан световой модуль на керамической подложке Optogan X10. На примере данной компании инновации в стране действительно работают.

Алена Линдерс и Станислав Левкин, компания ATRIA

ATRIA – финская компания, на российском рынке она представлена брендом «Пит-Продукт». Из-за отсутствия сырьевой базы в России мясное сырье импортируется в замороженном виде, а перерабатывается здесь. Хотя особых технологических инноваций в обработке мяса нет, компании тем не менее удается совмещать науку и образование через интенсивные образовательные курсы для сотрудников. Организуются они на базе опыта нескольких иностранных университетов, таких, как университет Хельсинки, Датский технологический институт, Каталонский исследовательский институт.

Международный семинар «Финансирование исследований: существующие модели и новые возможности»

Андреас Шлютер, Союз фондов для развития науки в Германии, Германия

Можно выделить четыре основных тренда в немецкой науке: во-первых, рост третьего сектора, когда компании выделяют все большие деньги университетам, во-вторых, так называемая инициатива для лучших (excellence initiative), предполагающая выделение €2 млрд университетам и образовательным кластерам, в-третьих, краудфандинг, в-четвертых, предоставление налоговых льгот компаниям, финансирующим научные разработки в университетах в своих интересах.

Сергей Цыганов, Российский фонд фундаментальных исследований

РФФИ финансирует 16 тысяч проектов ежегодно на протяжении двадцати лет, а его совокупный бюджет составляет 8 млрд рублей. РФФИ сотрудничает с РЖД, «Русгидро» и «Роснано» на условиях софинансирования, а также поддерживает международное сотрудничество. Однако сейчас сомнения вызывает образование Российского научного фонда и будущая сфера его компетенций.

Олег Хархордин, ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Историю научных отношений между Европой и Россией можно представить через призму трех последовательных эмоций: сначала страх (когда в начале 1990-х большинство международных инициатив было направлено на разоружение стран бывшего СССР), затем жалость (упадок науки в 1990-х) и, наконец, жадность как стремление преследовать свои интересы, а не помогать России из жалости.

В связи с чем в российской науке начинается новая эпоха международного сотрудничества – выживание сильнейших, где деньги от ЕС будут получать только самые высококлассные исследователи. В России же это знаменует необходимость умения играть в команде для того, чтобы эффективно добывать финансирование как от государства (например, мегагранты, средства которых сложно использовать), так и от индивидуальных капиталистов. Таким образом, четвертая эмоция, на которой может развиться российская наука, – тщеславие этих индивидуальных капиталистов.

Андреас Василахе, Университет Билефельда, Германия

Исследование в университетах Германии в принципе невозможно без финансирования со стороны. Государственное финансирование в науке растет, но оно идет в организации, занятые прикладными разработками. Научные же фонды по условиям работы вынуждают немецких ученых работать интернационально, а формат поддержки во многом определяет результат и направление научных разработок. Наконец, университеты подвержены огромной административной нагрузке вследствие большого количества маленьких технических задач.