Василий Якеменко: «Я не думал о том, что меня могут посадить»

С руководителем федерального агентства по делам молодежи из Перми мы улетали одним рейсом. Василий Якеменко сидел за столиком в кафе аэропорта «Большое Савино» и ждал, когда объявят посадку. Если это он, то почему сидит один? Подошла поближе – и правда, Якеменко.

– Зачем вы приехали на Пермский форум?

– Это связано с моим желанием попробовать себя в новом проекте. Приехал на форум послушать тех, кто недоволен существующим положением вещей. Я наделся встретить конструктивные предложения, позволяющие использовать появившуюся в обществе энергию. Ответа у участников форума нет. У меня сложилось впечатление, что как никто не понимал людей, выходивших на площади, из тех, кто хочет этими людьми руководить, так никто и не понимает. 

– С кем вы разговаривали на форуме?

– Я не разговаривал ни с кем, я был на пленарном заседании, посмотрел работу нескольких секций, среди которых медиа, культура, политика. Мне хотелось понять, как можно конвертировать энергию людей, выходивших на Болотную, во что-то важное и полезное для страны.

– Вы чувствуете эту энергию как враждебную для себя лично или как дружественную?

– Ни то и ни другое. Болотная – это очень разнонаправленные силы.

– Слышали шепот за вашей спиной: «Смотри-смотри, это же Якеменко, кто его позвал? Не я! Не я!»?

– Олег Чиркунов как губернатор может сидеть за моим столом на Селигере и пользоваться моим гостеприимством. Его право сформировать свое собственное мнение о том, что это за площадка. Я не понимаю, почему я не могу приехать к нему на его форум. Если я иду по форуму, и за спиной стоит шепот, то мне жаль, что у людей нет в жизни ничего более важного, чем соседство с Якеменко. Это было бы грустной новостью для организаторов Форума. Но я уверен, что это не так.

– Думаете, что сможете начать новую карьеру после вашей работы с «Нашими» и Росмолодежью?

– Что вы понимаете под новой карьерой?

– Стать федеральным политиком на любой другой должности.

– У меня есть какие-то проблемы, которые я не замечаю?

– Похоже, что есть

– Даже в этом случае выход есть. Может быть, вам этот пример покажется не вполне корректным, но я помню, какое отношение в обществе было к Ксении Собчак лет семь назад, что не мешает ей сегодня прекрасно себя чувствовать в любой аудитории. Я далек от мысли сравнивать свою карьеру с такой замечательной карьерой, как у Ксении Собчак, но ее история показывает, что всякие проблемы имеют решение. И люди меняют свое отношение.

– Ксению, в отличие от вас, никогда не подозревали в совершении уголовных преступлений.

– Я бы не хотел, чтобы меня подозревали в том, в чем подозревали Ксению.

– То есть лучше, когда вас подозревают в покушении на Кашина, чем в сексуальном скандале?

– Нет, нет, еще раз. Все мои скандалы хороши тем, что ни в одном из них нет ничего, кроме предположений сильно заинтересованных в этих скандалах лиц. А фактов там нет. Ведь верно? Фактов-то нет нигде. Ведь правильно? – как говорил один из героев «Золотого теленка».

– Хотя с вами тоже были сексуальные скандалы. Про палатку Якеменко, например.

– Простите, где факты? Вы видели переписку? Нет, это все не факты. Вот когда вы сядете, покажете мне доказательства и зададите вопрос: «А что ты скажешь теперь?» – вот тогда мы будем это обсуждать. И тогда я буду об этом говорить. Но фактов у вас нет, и говорить не о чем.

– Репутация – это не факты, Василий, в этом-то и обида, фактов нет, но и репутации нет.

– Обидно кому? Вам обидно за мою репутацию?

– Мне нет. Возможно, вы не совершали того, в чем вас подозревают, у вас на руках выигранные суды, но репутация у вас паршивая.

– Моя репутация – это то, что я делаю, и это те судебные решения, которые описывают понятными обществу словами, кто прав. Если при этом какой-то части интернет-сообщества, привыкшей считать, что они и есть все общество, приятно думать, что у меня проблемы, то пусть продолжают так думать. Как говорится, на здоровье.

– Но те, кто ходят на Болотную, и те, с кем вы приехали договариваться сюда, к вам враждебно ведь относятся?

– Кто вам сказал, что люди, пришедшие на Болотную, ко мне враждебно относятся? Мне кажется, вы переоцениваете мою известность. Вы думаете, что те, кто приходил на Болотную, знают, кто я такой?

– Кто такие «Наши» – они точно знают.

– Возможно, они знают, кто такие «Наши», но мы же сейчас говорим о моей репутации.

– То есть вы надеетесь, что про вашу связь с движением забудут?

– Нет! Я этого не говорил. Никто ни про что не забудет, речь о другом. Вы – не вся Болотная. Вы много дописываете за меня, некоторые придумывают за меня, и это хорошо, вы хорошо работаете. Но это не всех интересует. Даже из тех, кто вышел на Болотную. И Вы ошибаетесь, когда думаете, что Болотная и Сахарова говорит с Вами на одном языке. В тот момент, когда в фонтане с Навальным осталось 500 человек вместо миллионов, которые в этот момент должны были идти на Кремль, многое стало ясней. Мне кажется странным, сколько внимания вы уделяете моей персоне, а не реальным делам в моей карьере, впрочем, это ваше право.

– Хорошо, давайте о реальных делах и вашей карьере. Чего бы вы хотели для себя в будущем?

– Я хочу перемен в нашей стране. И мне кажется, что сейчас они возможны как никогда.

– 12 лет Путина, откуда перемены?

– Путин осуществил самые глобальные перемены в жизни нашей страны. С этим невозможно спорить. Если вы не считаете появление вас как социальной группы переменами, победу над бедностью – переменами, либерализацию политической системы – переменами, то это не более чем нежелание признавать перемены. Вы решили за Путина, что перемен не будет, но это противоречит тому, что мы видим каждый день.

– Ага, все понятно. Какую роль вы можете исполнять в государстве во главе с Путиным, где будете ему полезны?

– Я не буду сейчас говорить о своих планах. Могу вам сказать одно: я знаю, что я буду делать.

– Нет окончательных договоренностей?

– Я просто не могу забегать вперед, я работаю в команде и уважаю тех людей, которые меня взяли на работу, и не буду до того, как они примут соответствующие решения, комментировать свое будущее. У меня есть понимание, чем бы я мог быть полезен и чем бы мне было по-настоящему интересно заниматься.

– У вас на столе лежит книга Фукуямы, кто посоветовал почитать?

– Мать!

Слушайте, это оскорбительно – по части «посоветовал почитать». Я, конечно, все понимаю (смеется). Но у меня уже не тот возраст, когда я хожу за советом, я, к сожалению, в том возрасте, когда у меня спрашивают, что почитать.

– Какие книги вы советуете читать?

– Есть ряд книг, которые стоит почитать молодым людям, приходящим в политику: Хоффера «Истинно верующий», Хантингтона «Столкновение цивилизаций», того же Фукуяму. Есть люди, которым нужно вдохновение, для них есть книги Тома Питерса, для тех, кто не понимает, почему у кого-то всё , а у него ничего – «Гении и аутсайдеры» Малькома Гладуэлла. Меня часто спрашивают, что почитать, это издержки моего присутствия в социальных сетях.

– При каких обстоятельствах вы познакомились с Сурковым?

– Я познакомился очень давно, в начале девяностых.

– Вы помните обстоятельства?

– Да, конечно.

– Расскажите!

– Нет.

– Почему?

– Потому что это неинтересно. Ничего, что могло бы вас заинтересовать. Деловая встреча, я был организатором, обсуждали финансы, был общий товарищ. Все.

– Вы когда-нибудь задумывались о том, что через какое-то время вас могут надолго посадить в тюрьму?

– Только за преступления, которые я не совершал.

– Вы морально готовы к тюрьме?

– Нет. Не готов. Думаю, что не готов. Я думал об этом, как и любой человек думает, когда едет за рулем. Я сам вожу машину и стараюсь быть аккуратным: не дай бог сбить человека.

– Я не про машину.

– Я об этом думал, но никогда всерьез. Я ведь про себя точно знаю, что ничего такого не делал, за что бы мог потом сесть в тюрьму.

– А если к власти придут ваши политические враги и посадят вас?

– Я никому не желаю оказаться в тюрьме и не буду желать, нельзя сводить счеты. Если к власти придут люди, использующие подобные инструменты, то это будет грустно. Сегодня политическая борьба в странах, располагающих значительными природными ресурсами, предполагает максимально возможные ограничения, которые бывают в жизни, вплоть до изъятия этой самой жизни, если ставки будут слишком высоки. И я ничего не выдумываю: последние 20 лет западный мир изымает жизнь там и немедленно, где считает это необходимым для дела «демократии».

– Вы думали о том, что вас могут убить?

– Нет, я не думал о том, что меня могут убить или посадить. Но я многое допускаю. Для меня важно то, чем я занимаюсь, я понимаю, что делаю и возможные варианты развития событий. Возможно, за свои убеждения мне придется платить ту цену, которая потребуется. Не хотелось бы, но это входит в контракт.

– Контракт с кем?

– Ни с кем, это выражение такое. В свое время мы пошли к эстонскому посольству и стояли там, хотя нас предупредили о том, что 10 лет никто не сможет выезжать в Европу. Нас внесут в черные списки И что мы должны были сказать? «Ах! Раз так, мы прощаем Эстонии оскорбление»? Так ничего никогда не будет.

– И что, вы 10 лет не были за границей?

– Да, я в черном списке, и еще десятки членов движения «Наши». И ни в одну страну Европы мы не можем поехать. Вы не знали? С 2007 года.

– Ох, да вы просто, как Лимонов, отчаянный.

– Лимонов – это самая высокая нота в нашем революционном движении. До Лимонова нам, к счастью, далеко.

– У вас есть личные враги?

– Нет, я не агрессивный человек. У меня нет личных врагов, даже в стане оппозиции. Нет и среди тех, кто ежедневно желает мне «ВКонтакте» разнообразных неприятностей. Я не считаю этих людей своими врагами, они, может быть, считают меня своим врагом. Это их право. У меня есть, как у мистера Фикса, план, и я могу сотрудничать со всеми, кто идет к тем же целям, как бы они ко мне ни относились.

– Кто виноват в том, что в России все не так идеально, как вы бы хотели?

– Искать виноватых нельзя. Это непродуктивно. Примерно понятно, что мешает жить по-человечески. Но ответ на этот вопрос – это отдельное интервью. Александр Аузан, например, считает, что нам необходим общественный договор, он об этом на форуме говорил, это звучит разумно. Я с ним согласен.

– Василий, ну нельзя топтать и сжигать портреты друзей Аузана, а потом с ним соглашаться, ну что это?

– А можно соглашаться с присутствием Гельмана на форуме после обезьяны в пиджаке с орденами героев? Оказывается, можно. Люди делают глупости, это не мешает им потом сесть и договариваться. Можно сказать – да, мы делали глупости, но, поскольку мы должны двигаться вперед, сегодня мы договариваемся. А я лично не топтал портреты.

– Вы лично нет, но дети, за которых вы отвечаете?

– Мое сотрудничество с движением «Наши» закончилось в 2007 году, а история, к которой вы обращаетесь, относится к 2010 году. И я хочу вам сказать, что дети имеют право совершать ошибки, и все люди имеют право совершать ошибки – они через анализ, как правило, своих ошибок развиваются. И в МК в том же месяце была моя статья, где я извинился за то, что я не делал, именно потому, что осознавал свою ответственность за поступки ребят из движения. И я извинился сразу же, а не через три года сегодня, но вы этой информацией не располагаете, потому что интересно только то, что они топтали, а не то, какую оценку я этому дал.

– Куда денутся с вашим уходом Маша Кислицина, Никита Томилин и многие другие, чья карьера связана с вами?

– С моей точки зрения, их ждет прекрасная общественно-политическая карьера. Они взрослые люди, им к тридцати.