Фото: Reuters
В погоне за путинскими рекордами Лукашенко выступил с четырехчасовым обращением к парламенту и народу. В основном, речь президента была традиционна: он грозил отставками чиновникам, злорадствовал над ушедшим из большой политики Саркози, грустил по Каддафи, говорил о бесперспективности санкций Евросоюза и обижался на требующих скидок российских инвесторов.
Но в этой речи прозвучало и кое-что новое и важное. Лукашенко в нескольких фразах обрисовал народу и зарубежным инвесторам план грядущей белорусской приватизации. Суть его такова: власти готовы отдавать на откуп иностранным инвесторам не более 25% акций абсолютно любого завода или госкомпании. Главное, чтобы инвестор предложил подходящую цену.
Почему не больше? Власть не хочет, чтобы частник мог влиять на политику предприятия и принимал участие хоть в каких-то управленческих решениях. Кроме того, такая частичная недоприватизация должна «рыночным путем» определить истинную цену предприятий: белорусскому руководству очень не нравятся заезжие российские олигархи, мечтающие скупить всю белорусскую собственность по дешевке.
Еще одна новинка – отмена «приватизационных списков». Лукашенко считает их «унижением работников этих предприятий». Звучит красиво, особенно для местной публики, но реальная причина смены стратегии заключается только в том, что практика «приватизационных списков» себя не оправдала. Правительство уже признавало, что в 2011 году выполнило план по приватизации только на 19%.
Наконец, теперь потенциальный покупатель белорусского завода должен заручиться поддержкой его трудового коллектива и только потом идти с деньгами за разрешением на покупку к правительству и президенту. Как это будет выглядеть на практике, представить довольно трудно. Можно, конечно, списать все на традиционный популизм, но эти слова Лукашенко беспокоят инвесторов: а что, если на всех покупаемых предприятиях – часто убыточных – придется еще за свой счет поднимать зарплаты и отказываться от сокращений?
После оглашения очередного списка ограничений для долгожданной белорусской приватизации трудно не заметить, что Лукашенко делает все, чтобы никакой реальной приватизации в стране вообще не случилось. Потому что для его режима распродажа государственной собственности может обернуться очень серьезными и неприятными последствиями.
Например, если завод не государственный, то его собственник не обязан увольнять своих сотрудников за участие в акциях протеста. Или наоборот, частный владелец может в любое время провести сокращения и спровоцировать недовольство властью. Частник не обязан содержать у себя в компании «отдел идеологии» из трех–четырех политруков на полном окладе. Наконец, в случае какой-нибудь чрезвычайщины владелец завода будет иметь гораздо большую власть над тысячами своих подчиненных, чем государство. Можно долго спорить о реальности этих угроз, но очевидно одно: в правительстве и администрации белорусского президента их считают реальными. Отсюда такая нерешительность Лукашенко, полумеры и полузаявления режима.
Лукашенко уверенно приближается к двадцатилетнему юбилею своего правления, но за все эти годы в Белоруссии не было ни одного успешного примера приватизации, за исключением продажи «Газрому» белорусского газопровода. И то эта сделка по передаче белорусской ГТС России растянулась на несколько лет, несмотря на безудержный рост цен на энергоносители и сильнейшее политическое давление со стороны Кремля.
А кроме ГТС, в Белоруссии при Лукашенко, несмотря на все разговоры о приватизации, так и не был продан ни один другой значимый государственный актив: ни Минский автомобильный завод, ни Белорусский механический завод, ни один из двух нефтеперерабатывающих заводов, ни «Беларуськалий» (крупнейшее предприятие страны).
Приватизация реально произошла только на телекоммуникационном рынке страны: оператор Velcom был продан австрийской Telekom Austria, а оператор «БеСТ» (уже переименован в Life) – турецкому Turkcell. В обоих случаях сумма сделки составила примерно $1 млрд. Никаких других активов Лукашенко так до сих пор и не продал: 3 заметных сделки за 18 лет правления. С момента начала страшного белорусского экономического кризиса прошло уже больше года, а с тех пор случилась только одна покупка – 50% акций уже упомянутого «Белтрансгаза». Вот и все.
Но, может быть, на этот раз, по случаю мирового экономического кризиса приватизировать все-таки придется? Вряд ли. Несмотря на сокращение золотовалютных резервов и отток экономически активного населения на заработки в Россию, белорусская экономика успела кое-как адаптироваться после шока прошлогодней девальвации. Разговоры о кризисе в стране приутихли, а, по данным официальной статистики, общий размер госдолга Белоруссии за первый квартал 2012 года вырос всего лишь на $75 млн, до $14,1 млрд. Это чуть больше 40% ВВП страны, что по нынешним европейским меркам совсем немного.
К тому же текущий экономический кризис – далеко не первый в новейшей истории Белоруссии. И если бы Лукашенко допускал возможность реальной распродажи государственных активов, то это бы уже давно случилось. Например, в 1998 году, когда российский дефолт очень серьезно затронул и Белоруссию. Или в 2006 году, когда сальдо внешней торговли Белоруссии впервые стало отрицательным. А может, в 2008 году, при первой волне девальвации белорусского рубля, или хотя бы в 2011 году, чтобы смягчить вторую, гораздо более сильную волну девальвации.
Пришла пора уже осознать: настоящая массовая приватизация белорусских предприятий возможна только без Лукашенко. И если Кремлю интересны активы соседа, для начала ему придется сменить там власть. А можно и вовсе включить Белоруссию в состав России. Опросы показывают, что как минимум треть местных жителей была бы этому рада. А с учетом экономических реалий последнего времени этот показатель может еще подрасти. Никаких других сценариев приватизации здесь быть не может.
