Ваучер. Начало

История одной бумаги

На днях исполняется 20 лет событию, во многом перевернувшему ход современной российской истории. 14 августа 1992 года президент Борис Ельцин подписал указ № 914 «О введении в действие системы приватизационных чеков в Российской Федерации».

Именно он дал жизнь маленькому клочку бумаги, с которого, по большому счету, начался глобальный слом социалистической экономики и не менее масштабный передел собственности. Причем, «ваучеры» стали практически первой ценной (без второго смысла слова) бумагой в нашей стране. С этой точки зрения 14 августа можно считать и своеобразным днем рождения рынка ценных бумаг.

Правда, с названием вышла заминка. Вообще, толковых статей на тему юридической природы новой ценной бумаги в то время было немного. Одна из них – «Юридическая природа приватизационного чека» – опубликована в журнале «Правоведение» №2 от 1993 года кандидатом юридических наук, ассистентом Санкт-Петербургского государственного университета Д.А.Медведевым. Вот что писал будущий президент-премьер:

«Этот заимствованный термин (от английского «voucher» – расписка, гарантийное свидетельство) не слишком удачен, ибо затемняет самую суть приватизационного чека. Однако и термин «чек» в сочетании с определением «приватизационный» неадекватно отражает существо данной ценной бумаги. В ст. 34 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г., которые имплементированы в законодательство РФ, чек понимается в смысле женевских чековых конвенций. Наоборот, приватизационный чек имеет иную природу и содержание… Цель их эмиссии поистине масштабна: сделать миллионы россиян собственниками, приватизировав государственное имущество».

Может быть, дело было и в названии (ведь как вы яхту назовете, так она и поплывет), но поверили в возможности чека, а вернее акций, которые можно было купить с его помощью, далеко не все. Свой ваучер я оставил на память и теперь показываю студентам журфака МГУ, рассказывая историю приватизации. А ведь мог бы к 19 мая 2008 года заработать на нем почти $33 000, сегодня он стоил бы дешевле – меньше $10 000. Впрочем, обо всем по порядку.

Незадолго до рождения

Идеологом приватизации в нашей стране считается председатель Госкомимущества Анатолий Чубайс, но крестным отцом ее «чековой» части является в то время его главный экономический советник Максим Бойко, затем сам ставший главным «приватизатором» страны.

Логика была проста. Останавливающаяся государственная экономика, массовые неплатежи, неповоротливость и порой абсолютное отсутствие логики не только в месте размещения, но и в самом существовании некоторых предприятий, стали лакомым куском для «красных» директоров, которые руководствовались принципом «и все вокруг мое». Для многих именно они, как и много лет спустя «олигархи», являлись виновниками многих бед. Ответный шаг казался простым: из государственной (подразумевается, ничьей) экономика должна стать частной. Причем, сделать это нужно было очень быстро. Путей достижения такой масштабной цели на постсоциалистическом пространстве было несколько.

Польский сценарий предполагал продажу предприятий на денежных аукционах. Но национальных инвесторов тогда практически не было, как и крупных национальных капиталов. А надежды на масштабные интервенции с Запада оказались явно преувеличенными. Даже в Польше с ее географической и ментальной близостью к ЕС за первые два года приватизации удалось продать контрольные пакеты акций только 32 крупных и средних предприятий, что дало бюджету лишь $160 млн.

России же предстояло передать в частные руки около 25 000 таких компаний. И польский путь явно не годился. Но был и чешский сценарий. Там решили не пытаться заработать на продаже госсобственности, что сделать было очень тяжело, а передать ее в руки граждан, которые в дальнейшем и должны были определять судьбу экономики собственной страны. Были введены приватизационные чеки, а вернее, чековые книжки. Каждый гражданин мог принять участие даже не в одном, а в нескольких аукционах. Благо сделать это было просто – все их проводил единый центр приватизации в Праге.

Для России этот сценарий казался слабореализуемым. Организовать централизованную децентрализацию имущества на пространстве от Калининграда до Анадыря было, действительно, практически невозможно. И тогда чешскую модель несколько усовершенствовали, передав полномочия, в том числе, и региональным органам по управлению имуществом, что, на мой взгляд, привело к созданию экономической основы для дальнейшего «парада суверенитетов». Но иного пути, наверное, не было.

Впрочем, главная российская новация была более радикальной. «И еще нам не понравилось, что в Чехии приватизационный чек нельзя было продавать за деньги. Воспользоваться им можно было только по прямому назначению. А если людям акции совершенно ни к чему, не хотят они с ними возиться? Нам представлялось, что более демократичным будет вариант, при котором чек можно продать, чтобы выручить за него хоть какие-то деньги. Кроме того, такая система позволяла с самого начала формировать крупные заявки на чековых аукционах», – писал Максим Бойко в книге «Приватизация по-российски».

То есть, авторы программы чековой приватизации заведомо предполагали, что собственность окажется нужной не всем, а те, кто пожелает, сумеют ее приобрести не только в розницу, но и оптом.

Обращал на это внимание еще в 1993 году и кандидат юридических наук Д.А. Медведев: «При формировании рынка чеков, когда многие граждане по различным причинам вынуждены будут продать свои «ваучеры», появятся вторичные держатели чеков (ими будут различные предпринимательские, в том числе «трастовые», предприятия и компании). Тем самым чек естественно утратит качество ценной бумаги, созданной для удовлетворения интересов физических лиц».

Бумага без действия

Все это нашло отражение в указе президента. Приватизационный чек можно было покупать и продавать, при этом ценная бумага «получилась» документарной и неименной. Ее номинал определялся следующим образом. Провести глобальную инвентаризацию и переоценку имущества в очень короткое время даже технически было невозможно. Да и актуальной новая оценка в условиях высочайшей инфляции начала 1990-х годов оставалась бы недолго.

Тогда было решено взять балансовые данные 1984 года, когда в СССР проводилась последняя масштабная переоценка, и разделить эту стоимость общенародного имущества на 150 млн человек, живших в стране. Именно так появилась цифра 10 000 рублей, указанная в качестве номинала чека. Кстати, именно поэтому у большинства даже очень крупных постприватизационных предприятий очень небольшие уставные капиталы. Впрочем, с экономической точки зрения, это условность.

Ведь изначально Анатолий Чубайс то ли опрометчиво, то ли в пропагандистских целях пообещал, что со временем один ваучер по эквиваленту цены сравняется с двумя автомобилями «Волга», служившими тогда своеобразным эталоном благосостояния. Сразу же в газетах бесплатных объявлений можно было прочесть: меняю приватизационный чек на одну «Волгу». Но, думаю, таких сделок не было. Как и самих ценных бумаг. Их выдача населению, включая пенсионеров и младенцев, началась 1 октября во всех отделениях Сбербанка страны. Наблюдались серьезный ажиотаж и очереди.

Торги новыми бумагами начались на многочисленных тогда товарных биржах, люди с табличками «Куплю/продам ваучер» появились в подземных переходах, перед магазинами и просто в людных местах.

В непосредственное действие, согласно указу, приватизационные чеки должны были войти только с 1 декабря. Вот что в этот день написал главный источник информации того времени – газета «Коммерсантъ»: «К моменту введения приватизационных чеков в действие они успели закрепиться на рынке как весьма ликвидный товар. Колебания биржевых котировок и объемов продаж позволяют определить три основные фазы в изменении рыночной стоимости ваучеров: активный спрос при недостатке предложения в начале октября, устойчивая тенденция к падению курса в процессе насыщения рынка, резкая смена тенденции на обратную как следствие решений, принятых президентом и правительством, а также приближения чековых аукционов».

Ваучер еще долго жил жизнью ниже номинала и, как говорили тогда, по цене двух, но бутылок водки. Отметку в 10 000 рублей его котировки преодолели только спустя год после появления на свет. А в долларовом эквиваленте выше $20 новая ценная бумага поднималась лишь в ноябре 1993 года. Причем, никаких особо ценных объектов, на приватизацию которых могли аккумулировать ваучеры, в тот период на продажу не выставлялись. Просто завершился трагический для нашей страны октябрь 1993 года, ознаменованный кровавыми событиями в Москве, разгоном парламента и надеждами на будущее. И здесь, скорее, можно говорить о политике, чем об экономике.

Курс приватизационного чека, $ за чек

Правительство со всей серьезностью готовилось к грядущим аукционам. 5 ноября вице-премьер и председатель Госкомимущества Анатолий Чубайс подписал положение о порядке проведения чековых аукционов. В первых рядах приватизируемых оказались владимирский завод «Автосвет», струнинский хлопчатобумажный комбинат «Октябрь», пермский «Моторостроитель» и ряд других.

Ну, а дальше приватизационная волна накрыла страну. Если в декабре 1992 года аукционы проходили только в восьми регионах России, то в мае 1993 года – уже в 70. К концу апреля их состоялось уже более тысячи и были проданы акции таких крупных предприятий, как Волгоградский и Владимирский тракторные заводы, «Ростсельмаш», ЗиЛ, «Уралмаш». В дальнейшем в среднем в месяц проходило около 500 аукционов.

Сориентироваться в информационном потоке, связанном с чековой приватизацией, было непросто. Полные сведения о предстоящих аукционах и итогах состоявшихся публиковал специальный бюллетень Российского фонда федерального имущества «РЕФОРМА», а из СМИ, пожалуй, только «Коммерсантъ» уделял теме достаточно места на полосах. А ведь интернета в нашей стране в то время еще не было.

Все это не добавляло популярности нововведению. Начиная с октября 1992 г., Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) регулярно отслеживал изменение в поведении и намерениях россиян относительно использования приватизационных чеков. К середине 1993 года опросы показывали, что среди тех, кто уже использовал ваучеры, преобладали те, кто их продал или подарил (49%), и только 40% купили акции предприятий или чековых инвестиционных фондов. На тот период обладателями акций являлись только 9% опрошенных, а интерес к ним проявляли еще 25% опрошенных.

Показателен был и социальный состав активных участников приватизации. Это в первую очередь молодежь (32%), руководители разного уровня (30%), специалисты (35%), представители высокодоходных групп населения (31%). Именно у, как сейчас сказали бы, креативного класса было желание поиграть в эту непростую игру.

Ну, а если с позиций сегодняшнего дня посмотреть на «стоимость» одного чека через максимальную рыночную цену приходящихся на них бумаг существующих ныне крупных акционерных обществ, то картина получается далеко не радужной.

Вложение в ГАЗ принесло не две «Волги», а максимум чуть более $1000 (сегодня – около $30). УАЗ и вовсе принес менее $10. Перспективная сегодня нефтяная отрасль тоже не баловала поверивших в перспективы ее приватизации простых граждан с одним или несколькими (семейными) чеками на руках. И все же была одна компания, в отношении которой верен тезис даже не о двух «Волгах», а о парочке приличных иномарок. 

Продолжение следует