©Виноградов и Дубосарский "Russian style"
Российская пшеница из-за роста цен оказывается вне игры на мировом рынке. Наглядный пример: впервые в текущем сезоне российская пшеница ничего не выиграла на тендере египетской госкомпании GASC. По его итогам та закупила 300 000 тонн пшеницы – 180 000 французской и 120 000 тонн румынской по $347–350 за тонну. Российское же зерно на тендере было представлено лишь одним предложением, по цене на $20 с лишним дороже, чем цена заключенных сделок. Почему этот тендер был так важен? Египет – крупнейший импортер пшеницы в мире (и российской в том числе), а GASC – крупнейшая компания на этом рынке. В отсутствие биржевых инструментов его тендеры являются ключевым бенчмарком для всего российского зернового рынка. То, что мы впервые ничего не выиграли, – очень показательно. Слава богу, что рыночные законы все-таки действуют в России – на фоне крайне напряженного баланса спроса и предложения (неурожай, низкие запасы и высокий экспорт) у нас складываются высокие внутренние цены, при которых российское зерно становится неконкурентоспособным на мировом рынке. Это значит, что экспорт у нас свернется в конце года сам по себе, без каких-либо указаний сверху. Все еще очень живо помнят, как в 2010 году было неожиданно введено эмбарго на экспорт, и западные брокеры до сих пор постоянно поднимают эту тему. При этом зачастую применяется сомнительная и немного детская логика: раз тогда обещали, что запрета экспорта не будет, а он был, значит и сейчас – раз обещают одно, значит, будет обратное. Вице-премьер Аркадий Дворкович вынужден уже чуть ли не мамой клясться, что такого больше не будет. То, что в этом году (в отличие от истории 2010 года) власти ведут себя последовательно, мне импонирует. Напомню, что у правительства есть и другие рычаги регулирования – зерновые интервенции. И хотя сам вопрос необходимости регулирования цен в принципе мне представляется неоднозначным, те 5 млн тонн зерна, которые есть у государства в загашнике, могут, с одной стороны, немного остудить рынок, с другой, принести существенные доходы. Зерно не один год лежалом мертвым грузом, занимая мощности под хранение, на оплату которого тратились существенные деньги, а сейчас его можно продать по очень хорошей цене. Что будет дальше? Мировой рынок теперь будет интересен не с точки зрения формирования экспортных цен для определения цен на внутреннем, а как ориентир для просчитывания уже импортных цен. Несколько миллионов тонн импорта у нас точно будет – мы уже смотрим на Казахстан, нашего ближайшего соседа со значительными запасами зерна, что-то даст Украина. Правда, вопрос с Украиной подвешенный, потому что ситуация с ограничением экспорта пшеницы там менее прозрачная, чем в России. Также нельзя исключать такого сценария как импорт зерна из стран ЕС, которые традиционно являются нашим основным конкурентом на экспортном рынке. Если, например, посмотреть на Северо-Западный федеральный округ, то разница между пшеницей, доставленной из Черноземья, и европейской составляет уже около $50 на тонну, и эта разница продолжает сокращаться. Благодаря благотворным действиям (а точнее бездействиям) властей российская растениеводческая индустрия смогла частично компенсировать потери от неурожая в текущем году и неблагоприятной конъюнктуры в предыдущие. По нашим расчетам, доходы сектора весьма высоки и в долларовом выражении сопоставимы с благоприятным с точки зрения конъюнктуры сезоном 2007/2008. Напомню, что тогда, хорошо заработав, российские сельхозпроизводители и расширили посевные площади, и вложились в агротехнологии (семена, удобрения и прочее). Что за этим последовало? Рекордный для всего постсоветского времени урожай в 108 млн тонн.