Нового секретаря Компартии Китая зовут птичьим именем Си-Цзинь-пин. Его окружают шестеро соратников со столь же птичьими (по-птичьи звучащими для русского уха) именами: Ли-Кэцян, Ван-Цишань, Чжан Дэцзян, Юй Чжэншэн, Лю-Юньшань и Чжан Гаоли. Лица их бесстрастны, я вглядывался в их лица на канале «Евроньюс», волосы у всех однотонно и глубоко черны; так черны, что наводят на мысль: китайские лидеры в обязательном порядке красят свои волосы? Не сомневаюсь, что так.
Руководители России мне говорили, что высказывают восхищение политическим режимом Китая и рассматривают его как идеальную модель для России. Я китайцев опасаюсь. Их слишком много. Они слишком бесстрастны. Их руководители красят волосы. Они не то что националисты, они тоталитарные расисты и вряд ли воспринимают все некитайское население планеты как мыслящих существ. Я их подозреваю в планах порабощения мира, такие мои опасения. Имею право.
Мао Цзэ-дун, правильнее будет произносить как Маа Цзэ-тунг, вооружился марксизмом и большевизмом только в 1920 году, когда ему уже было 27 лет. В следующем году, в 1921-м, Мао участвует в первом съезде Компартии Китая в Шанхае. Делегатов – пятнадцать человек, двое из них – агенты Коминтерна. Через 28 лет партия провозгласит в Пекине Китайскую Народную Республику. Интересно, что собравшиеся в Шанхае долго и прагматично примеряли на себя и Китай коммунистическую идеологию. Она их интересовала только в той мере, в какой могла принести победу. Возможно, случись их собрание раньше лет на десять, они выбрали бы буржуазную идеологию. Но буржуазная революция в Китае уже состоялась в 1911 году, поэтому либерализм уже был взят на вооружение национально-революционной организацией Гоминьдан. Ее возглавил доктор Сунь Ят-сен. Поэтому собравшиеся в Шанхае решили идти по пути русских.
В Китае еще меньше пролетариев, чем в России, казалось бы, он уж совсем не приспособлен для восстания пролетариев. Новых китайских коммунистов это не смутило, Мао всю свою жизнь упорно делал революционным классом китайских крестьян. И сделал. Загнав по сути своей националистическое крестьянское движение в железные рамки большевистской партии.
Когда в 1949 году Китайская народная армия Мао Цзэ-дуна вошла в Пекин, бойцы пытались прикуривать от электрических лампочек, а воду пили из унитазов, считая их городскими колодцами. Посмотрите сегодня на город Шанхай, так сказать, колыбель китайской народной революции. Его изгибающиеся, как лента Мёбиуса, сверхсовременные транспортные магистрали, его светящиеся небоскребы, это даже не XXI, но какой-нить XXIII век!
Воспитанный матерью в традициях буддизма, воспитанный китайской историей в традициях национализма, конкурировавший с Великим Конфуцием, Мао лишь позаимствовал марксизм-ленинизм на некоторое время для цели возрождения китайского народа. Конфуций защищал рабовладельческий строй своей эпохи. Перенося ситуацию из пятого века до нашей эры в современный ему Китай, Мао боролся с историческим персонажем как с современником. Мао не разломал конфуцианский Китай, но скорее построил на его основании новое агрессивное китайское человечество, сам стал Конфуцием.
На своем съезде в Пекине китайское руководство выглядело в эти дни устрашающе. Как такой совет злодеев инопланетян, принявших человеческий облик. Еще они с крашеными своими головами напоминали муляжи. Я понимаю, что мое видение 18-го съезда Китая и его руководителей – видение поэтическое. Но поэтическое видение сплошь и рядом оказывается единственно верным. А прагматические наши расчеты оказываются ложной действительностью.
Я китайцев боюсь. Помимо китайцев я ничего не боюсь. Их этот зловещий театр, их 18-й съезд просто ужасен своей нечеловечностью. У них лица Демонов. Даже не закрывая глаз, вижу, как миллионы миллионов крашеных китайцев бредут к нашему озеру Байкал и, хлюпая и фыркая, выпивают всю его воду вместе с рыбами.
Нет-нет, я не расист. Я – провидец. Я – провидец.
