© Slon.ru

Грузинский парламент принял в первом чтении закон об амнистии. Депутаты от пропрезидентской партии «Единое национальное движение» пытались возражать, ссылаясь на опасность ухудшения криминогенной обстановки, но правящая коалиция «Грузинская мечта» была непреклонна: уже до конца года тюрьмы покинут более трех тысяч заключенных. Еще четырем тысячам срок сократят наполовину. В принципе, это означает, что большая часть данной категории тоже вскоре выйдет на свободу, а пять тысяч приговоренных условно получат полное прощение.

Чтобы читатель лучше представил себе масштаб планируемой амнистии, достаточно привести общее число заключенных в стране: около 22 тысяч человек. Лидер «Грузинской мечты», премьер-министр Бидзина Иванишвили заявил, что одновременный выход на свободу такого количества осужденных наверняка приведет к вспышке преступности, но, по его словам, «общество должно отнестись к этому с пониманием». Он не уточнил, что именно общество должно «понять»: ценности гуманизма и человеческого милосердия в данном дискурсе как-то не упоминались, хотя амнистия и была главным предвыборным обещанием коалиции и лично миллиардера Иванишвили.

Сразу после выборов парламентский Комитет по правам человека составил список из 190 «политических заключенных» и 25 «политбеженцев». То есть в стране – члене Совета Европы – вдруг обнаружилось более двухсот лиц, преследуемых по политическим мотивам! На этом фоне Белоруссия Александра Лукашенко и Россия Владимира Путина выглядят образцами соблюдения прав и свобод человека.

Разумеется, все это не более чем чепуха: двухсот политических заключенных в Грузии быть не может по определению, если только само определение не варьируется в соответствии с политическими интересами победившей оппозиции. Но если вечная тема «кровавого режима и его преступлений» еще как-то поддается логике, то объяснить, почему в Грузии не иссякает общественный запрос на «всеобщую амнистию», почему все предвыборные кампании с 1992 по 2012 год сопровождались обещанием «настежь открыть тюремные ворота», не так-то легко. Ведь в России популизм обычно связан с лозунгами «вор должен сидеть в тюрьме» и прочим ужесточением наказаний практически для всех категорий преступников. 

Но если копнуть тему поглубже, наталкиваемся на удивительный феномен, не имеющий ничего общего не только с гуманизмом и нормальной человеческой реакцией на суровую функцию государства как источника «легитимного насилия», но и с особым пластом культуры, возникшим, например, в России сталинской эпохи.

Солженицын, Шаламов и Довлатов никогда не опускались до призыва «сровнять тюрьмы с землей». «Лагерь» для них был именно «коммунистической тюрьмой» – инструментом конкретного, подлого и бесчеловечного режима. «Вурдалаки, сосущие кровь сердца», – пишет Александр Солженицын в «Архипелаге». Это он о ком? О лагерном начальстве? О надзирателях? Об энкавэдэшниках? О Сталине и Берии? Нет, так он характеризует «законников», в простонародье называемых «ворами в законе».

А теперь перечитаем книгу «Белые флаги» грузинского писателя Нодара Думбадзе, отсидевшего несколько лет не на Колыме, а в тбилисской тюрьме. Кто у него «вор в законе»? Благородный рыцарь Лимона Девдариани! Ограбив зубного врача, он вдруг увидел на полке фото его дочери вместе со своей сестрой и, разумеется, сразу все вернул. Ну как же – ведь рыцарь. И, конечно, сестры, а не жены: настоящему вору семью иметь не полагается. Вот если бы не было на той полке фотографии, тогда совсем другое дело!

Думбадзе пишет, что, идя на дело, Лимона всегда брал наган, а не ТТ. Потому что на жертв всегда «положительно действует» барабан револьвера, в котором просматриваются пули, тогда как пистолет их пугает меньше. Вот такой «рыцарь». Прототипом Девдариани стал легендарный вор в законе Джаба Иоселиани – доктор искусствоведения и кумир грузинской интеллигенции, вполне легально возглавлявший страну во время гражданской войны 1991–1993 годов.

Неслучайно тюремная тематика стала центральной в предвыборной борьбе, а затем вылилась в грандиозный скандал, в результате которого именно история с пытками в тюрьме победила Саакашвили и привела к власти новую команду.

Причина феномена в совершенно уникальном восприятии тюрьмы и преступного мира в общественном сознании Грузии. Само общество, а вовсе не государство и конкретный режим, создает атмосферу, в которой индивид воспринимает тюрьму, то есть само государство как таковое, не в качестве неизбежного, но необходимого зла, как в нормальных обществах, а совершенно лишний и чуждый атрибут социальных отношений. Простенький пример: зачем идти к полицейскому, если у тебя украли машину? Можно пойти к знакомому вору, и тот организует возврат. Не за мзду, а просто так. «Люди должны помогать друг другу», – как говорит один из персонажей «Бандитского Петербурга» грузинский вор Гурген. Может статься, что и ты ему чем-нибудь сможешь потом помочь. Если повезет.

Почти половина всех законников в бывшем СССР были именно грузины. Только в Грузии, несмотря на все реформы, существует общественная ментальность, принуждающая индивида инстинктивно ставить себя на место любого заключенного. Именно эта вывихнутая и явно нездоровая экстраполяция приводит к вечному общественному запросу «открыть настежь», «освободить», «амнистировать», а если власть артачиться, разгромить саму власть хоть революцией, хоть у избирательных участков.

Разве может новая власть не выполнить обещания? Тем более что «открыть тюремные ворота» легче всего. Гораздо труднее добиться снижения тарифов на электроэнергию и природный газ. Тем более если одновременно сажать тех, кто недавно сажал сам.

Как результат, согласно последним социологическим опросам американской IRI, рейтинг правящей коалиции достиг 63%, а Михаила Саакашвили и его команды опустился до 13%. Никакой корреляции с ухудшением криминогенной обстановки тут нет по причинам, отличающим нормальное и здоровое общество от больного и застрявшего в средневековье.