Герман Парцингер © Владимир Родионов / ИТАР-ТАСС
На встрече с иностранными журналистами министр культуры Владимир Мединский потребовал прекратить дискуссии и споры о трофейном искусстве из Германии. «Что произошло, то произошло, – сказал министр культуры. – Лучше было бы просто оставить тему в покое». Так что мнение российской стороны по этому вопросу теперь понятно. О том, что думает немецкая сторона о проблеме трофейного искусства, в интервью Slon рассказал президент фонда «Прусское культурное наследие» и куратор российско-немецкого культурного диалога профессор Герман Парцингер.
– Господин Парцинегр, видите ли вы какие-то подвижки в вопросе перемещенных ценностей?
– Я не вижу изменений в позиции российской стороны. Мы считаем, что трофейное искусство принадлежит Германии в соответствии с международной конвенцией 1907 года и должно когда-нибудь быть возвращено. Главный аргумент российской стороны: закон устарел. Однако ни один действующий закон не может быть слишком старым, если он признается международным правом, которое имеет приоритет над правом отдельных стран.
Российская Дума в 1998 году просто приняла свой новый закон, объявив трофейное искусство своей собственностью. Сейчас Россия не может выставлять объекты трофейного искусства вне страны. Они тотчас же будут конфискованы. Не только в Германии, но и в других странах. Я думаю, российским властям это известно. Для нас, немцев, конечно, это больная тема, потому что это наша история, наше культурное наследие. Однако мы предпочитаем сотрудничать на профессиональном уровне и работать с экспонатами. Я лично хотел бы, чтобы отношения между Россией и Германией когда-нибудь улучшились настолько, чтобы мы смогли сказать друг другу: «Здесь у нас проблема, которую мы должны как-то решить». Все равно, как будет выглядеть это решение.
– А Германия соблюдает закон 1907 года?
– Мы отдаем сразу все, как только становится ясно, что предметы искусства – это военные трофеи из Голландии, Дании или России.
– Правительство Германии все еще надеется на положительное для нее решение спора?
– Я не хотел бы говорить от имени правительства. Это комплексная тема, которая имеет два направления: политическое и научное. Мы в фонде «Прусское культурное наследие» отвечаем за профессиональное научное мнение и склоняемся к тому, чтобы вместе с другими учреждениями вступать в диалог с Российской Федерацией и обеспечить сотрудничество в различных научных проектах. Важно, чтобы иностранные ученые тоже могли работать с фондами, находящимися в России.
Удачным примером была выставка об эпохе Меровингов с находками бронзового века – золотом из Эберсвальде. Мы ее готовили вместе с Эрмитажем. Экcпонаты увидели люди, был составлен каталог, с которым могут работать ученые всего мира. Ведь для выставки были использованы и бывшие наши фонды, которые оказались в России, и фонды берлинского Музея предыстории. Мы получили возможность в ходе ее подготовки увидеть, какие артефакты находятся в России, в каком они состоянии. Ведь до сих пор информации о бывших наших коллекциях нет.
– Насколько трофейное искусство затрагивает фонд «Прусское культурное наследие»?
– Это около полутора миллионов объектов, прежде всего из музея азиатского искусства. Есть и другие музеи, которые, однако, потеряли не так много экспонатов. Конечно, эти потери для нас велики и очень болезненны. В 1958 году было возвращено около двух миллионов объектов, в том числе и Пергамский алтарь. Музейный остров в Берлине был бы пуст без него. Это был благородный жест, если подумать о том, что Россия должна была выстрадать из-за немецкого вторжения и войны.
– В каких музеях находится трофейное искусство в России? Я знаю, что много библиотечных фондов оказалось у нас – в том числе старые книги.
– Большинство экспонатов находится в «Эрмитаже», в Историческом и Пушкинском музеях. О других мы не знаем. Ведь музейных каталогов с указанием трофейных объектов нет. Мы хотели бы начать проект, в котором российские и немецкие ученые совместно проводили бы исследования транспортных листов, чтобы установить, куда что попало и в каком состоянии все это теперь находится. Даже подали запрос на финансирование из госбюджета ФРГ. Если, например, книги XVII века сильно повреждены, тогда можно подумать, как Германия может помочь в реставрации. Ведь, в конце концов, речь идет об общемировом культурном наследии. Надо постараться вообще как-то его сохранить совместными усилиями. А потом уже думать, куда с ним.
– Вы считаете, что российская сторона утаивает сведения о перемещенных ценностях?
– Может, в России не хотят, чтобы мы увидели, в каком состоянии эти объекты сейчас. Но мы хотим просмотреть транспортные листы не для того, чтобы обвинить наших российских коллег в чем-то, а чтобы хоть как-то продвинуться в решении вопроса. Для немецкой стороны прежде всего важно, чтобы собрания не пропали из-за недостатка реставрации, речь не идет о праве и требованиях возвращения. Где должны быть фонды, для нас пока не важно. Я подчеркиваю, это пойдет на пользу собраниям, науке, сохранению культурных фондов.
– Насколько важно для вас воссоединение коллекций?
– Оно имеет решающее значение, прежде всего для культурного самоопределения страны, нации, для культурной памяти. Коллекции, музеи когда-то были заложены и развивались здесь, поэтому это еще и история немецкой науки. Если некоторые элементы отсутствуют, это для нас уже ощутимо.
– Тема трофейного искусства поднимается только между Германий и Россией?
– Да.
– А как же Польша?
– Ни в коем случае нельзя называть фонды, которые сейчас находятся в Польше, трофейным искусством. Польская сторона к этому очень чувствительно относится. И с полным правом. Ведь это не объекты, которые были перевезены польскими солдатами или правительством из Германии. Это фонды немецкой Государственной библиотеки, перемещенные на время войны для защиты от бомбардировок в города, которые после войны перешли к Польше. Мы, конечно, настаиваем на том, чтобы эти собрания автографов и письма были возвращены. Однако в настоящий момент переговорный процесс тоже застопорился.