© Павел Кассин/Коммерсантъ
Задать вопросы президенту оказалось невыполнимой задачей. Тянешь руку четыре часа тридцать минут, взгляд президента проходит мимо, но фиксируется лишь однажды. Когда журналист Los Angeles Times задал свой вопрос, я ; и тогда в тишине зала Путин вдруг обратился ко мне, хлопавшей в ладоши: «Это чего? Объясните, чего это такое? Я не понимаю». Пришлось уточнять: «Аплодирую в поддержку вопроса». – «Вы поддерживаете вопрос – ну и хорошо», – сказал президент и спокойно начал отвечать про дело Магнитского. Больше на первый ряд, в котором я сидела, президент не смотрел. Мне удалось задать вопросы только после пресс-конференции: быстро подойти к Путину и получить несколько коротких ответов.
В продолжение разговора о коррупции я спросила, почему Сердюков даже не имеет статуса подозреваемого. Путин ответил, что «пока не за что». Можно было лишь подивиться: как не за что, ведь он в каком-то качестве должен присутствовать в деле! Путин отвечал, что просто так, чтобы сделать кому-то приятное, доставить кому-то удовольствие или для устрашения, никого сажать не будут, и если следствие придет к выводу, что есть основания, то, мол, тогда. И вдруг, неожиданно сделав жест двумя пальцами в глаза, сказал мне: «Посмотрите мне в глаза: скощухи никому не будет! Слышите?! Я вам говорю!»
Оставалось сказать, что мы никаких результатов расследования коррупционных скандалов не видим и что явно можно было бы заняться делами Лужкова. Путин сообщил, что по Лужкову идут расследования и результаты когда-нибудь обязательно будут.
