© Сергей Фадеичев / ИТАР-ТАСС

В телевизоре я вдруг увидел в Давосе Медведева на фоне – неожиданно – Кудрина. Такой себе чуть стесняющийся, немного кривой, как будто бы застегнувший пиджак не на соответствующие пуговицы, ошибившись на одну, скошенный Кудрин. Я подумал, что чего-то не понимаю. Ведь по моим воспоминаниям, это как раз Медведев и выдавил Кудрина из правительства. А тут вот он, пожалуйста, чуть заросший неровными бурыми кудряшками по голове, близко к Медведеву, сзади него... Значит, общаются, если рядом. А что, если вместе и прилетели, в одном самолете?

Получается, мы ничего не понимаем в происходящем вокруг нас, точнее – рядом с нами, в этих правительственных сферах? А еще точнее, это я, получается, не понимаю. Россия у нас остается политически авторитарной, но экономически либеральной. И это несомненно. Одна Света из Иванова на телевидении и один бывший начальник цеха (вагоноремонтного, да?) завода в качестве полпреда президента не превратили РФ в рабоче-крестьянскую республику.

Олигархи у нас продолжают быть и жить и если чуть-чуть потускнели в интервью и телерепортажах, то, вероятнее всего, их просто попросили потускнеть сверху. Не высовываться. В десятые годы двадцатого века американские миллионеры бешено похвалялись ваннами из золота, но в двадцатые годы того же века уже не похвалялись. Великая Октябрьская социалистическая в России вынудила миллионеров Америки сменить стиль. Массовые, разрешенные властью же прогулки московской интеллигенции, конечно, не были даже пародией на революцию, но факт, олигархи послушно потускнели чуть-чуть. Чтобы очень уж не раздражать народ, чтобы не пришлось еще Свет из Иванова и начцехов с танковых и вагоноремонтных добавлять.

Вот к нам в Россию приняли богатого актера Депардье в гражданство, и это означает, что мы позади планеты всей. У всех богачей обкладывают, как медведей, высочайшими налогами, и только у нас их шерсть стригут под одну гребенку с рабочими... Мы живем в прошлом человечества...

А во главе всего у нас по-прежнему наш все более загадочный президент. Ведь бывают президенты, которые все же не во главе. Живут в стране, появляются неназойливо на людях, но страна течет сквозь них, как вода в песок. У таких президентов время проходит сквозь их портреты.

Написав эти слова, я вдруг подумал, а ведь и наш стал похож на такого, у которого время проходит сквозь его портрет. Ведь индивидуальной, ярко выраженной воли президента либо его ярко выраженного хотения мы уже с самих выборов не испытываем. Ни злобы, ни любви его не испытываем.

Вот когда его выбрали, мы помним, он прослезился, вы же видели, а потом все свалили на ветер и холод. Застеснялись его чувств. Он прослезился тогда, что его избрали. И это, вероятнее всего, была его последняя эмоция. Полагаю, он честно поверил тогда, что его избрали как надо. Что его спецслужбистский офицерский шарм победил. Он не принял в расчет недопущенных семерых кандидатов, меня среди других. С нашими шармами он мериться не снизошел (нет, нет, не следует использовать оборот «не решился», это будет неверно, он о своем шарме самого высочайшего мнения).

Истерики кричат, что у нас тридцать седьмой год в стране. Истерики всегда накаляют окружающий мир до уровня своих страстей. Это у вас в голове тридцать седьмой. На самом деле у нас никакой год без номерных обозначений. Все работают так же потихоньку, как живет глава государства, в том же замедленном темпе. Генерал Маркин ровным и скушным голосом объявляет меню Следственного комитета. Расследуется все, за что удалось схватиться. Расследуется беззлобно, бесстрастно и монотонно. И не спеша.

Не торопясь, равно без усердия, копаются следователи в квартирах богатых обвиняемых коррупционных девок Министерства обороны, также как в видео- и фотоматериалах единственной массовой манифестации, в которой граждане соизволили вяло вступить в физическое столкновение с полицией. Копаются, не высказывая ни злобы, ни любви... Как он, лидер...

Чуть более пассионарная, чем он, буржуазная оппозиция все же облаивает президента лениво последними словами. В ответ он нехотя вышел один раз и несколько часов так или иначе отвечал на претензии журналистов, а те высказывали претензии общества... Он не очень старался и был настроен скорее миролюбиво. Видите, в конце концов я все же убедил себя, что у нашего президента время все-таки проходит сквозь его портрет. Отсутствуют градусы, то есть страсть.

Моя догадка состоит в том, что старая, традиционно вождистская страна Россия послушно следует каждому авторитарному правителю, ставшему во главе ее. Даже в температуре. При Грозном она была грозная и лихая. При Петре Первом – первая. При остывающем правителе сегодня – медленная и приглушенная, пришибленная. 

Президент, в полном соответствии с отпущенным ему его наследственностью запасом энергии, явно остывает сейчас. А вместе с ним остывает и страна. Движения становятся медленнее, решимость менее решительной, даже наказания следуют медленно, размываются, разжижаются и остывают по дороге.