Джон Уотсон Никол. Придворный шут

В интернете появились ролики, в которых Мишель Обама танцует или ставит телевизионные скетчи в самом Белом доме с ведущим популярного шоу, сверхновой звездой NBC Джимми Фэлоном. Мишель – очень артистичная первая леди, Карла Бруни может закуривать. Интересно, что Обама до того была у Фэлона еще и в гостях в студии. В общем, видно, что сдружились, возникла личная приязнь, Мишель хорошо раскрывается, подыгрывает.

Иногда у первых лиц государства и вправду возникают особые отношения с артистами или журналистами. Ведущий американского вечернего шоу – это такой синтетический формат комика-журналиста. Он часто поднимает самые серьезные темы, хотя и подает их несерьезно (у нас ближе всего к этому формату работает Иван Ургант).

Как вообще складывается тандем властвующей особы и человека из медиа? Как этот журналист оказывается в числе приближенных, да еще с такими допусками фамильярности, каковых больше ни у кого нет? Мой товарищ Александр Адлов считает, что «организовать участие первой леди так сложно, что тот, кто один раз дошел до финиша, имеет огромное преимущество. С другой стороны, возможна слабость первой леди к конкретному ведущему, как у Ельциной к Доренко».

Но срабатывает еще вот что. Сильные мира сего часто приближают к себе какого-то журналиста потому, что так подчеркивается высота и одиночество скалы над болотом. Кто-то должен быть способен эту высоту и это одиночество увидеть и оценить; у подножия ничего не видно, а если что и видно, то утесу это не очень-то интересно. На фоне сонмищ неразличимых отформатированных журналистов, которые все сделают по щелчку, должен быть неформатный, который говорит от себя. Каким был, вероятно, Колесников у Путина. Нечто подобное, кажется, Медведев пытался наладить с Кашиным.

Думаю, персона разрешенного неформатного журналиста в чистом виде наследует институт шута при дворе – со всеми его важными политическими, психологическими и рекреационными функциями. Шуту все можно, он рубит правду-матку, он порой фамильярен с монархом и при этом защищен от охранки и других зубцов механизма куда лучше, чем прочие журналисты, и даже лучше, чем прочие чиновники. Потому что такой журналист – из личного периметра суверена. А это не воробей чихнул; в иных политических системах такой личный капитал и за миллионы не купишь.

Это не просто фаворитизм. Монарх с разрешенным журналистом не только развлекается, но и получает обратную связь, не приглаженную собственной же цензурой или сервильностью окружения. Ведь всегда интересен личный (и публичный) отклик от человека нешаблонного, а не от тех, чей отклик ты сам так или иначе и запрограммировал. Примерно об этом год назад писал Юрий Сапрыкин: окружение старается угадать желания Путина и персонализует для него информацию так, чтобы угодить. Это, конечно, полезно, но ведь может быть и скучно, и неинформативно. Другое дело – специально разрешенный остроум и даже иногда карбонарий, который может и должен смотреть на короля и мир иначе, добавляя вольнодумного перчику всем этим унылым блюдам рутины величия.

Шут – единственный, кто может подтрунивать даже над личными чертами монарха. Тоже ведь надо, бодрит. Шута часто по-шутовски короновали, то есть он становился официальным альтер эго короля. Если вся придворная челядь, от министра до кухарки, – это всего лишь периферийное расширение королевского «я», то шут – это альтернативная «личность», иногда единственная во всем окружении.

Нечто подобное: пресс-секретарь в корпорации по неформальному статусу порой бывает равен первому заму. Тоже некая особая позиция разрешенной «творческой натуры» в жестком иерархическом институте.

Разрешенный журналист, кстати, через свои статьи и частные оценки может стать влиятельной политической фигурой. Для суверена это еще часто способ щелкнуть по носу всю прочую придворную камарилью, в том числе и видных сановников. Наличие разрешенного «свободного» журналиста показывает остальным, отформатированным, их цену. Чтобы знали место: унижение по рангам – важный регулятор именно монархической иерархии, в которой близость к телу важнее чина.

Еще интересно: не со всеми такой контракт у суверена складывается. Шут-журналист должен развлекать монарха, но не докучать и не раздражать. Иногда и голову рубят. У такого шута тоже есть свои берега, как сказал бы Тимати. То есть у этого журналиста все же есть зона ответственности, ограниченная, но по-другому; эксклюзивная.

Странно то, что сейчас такого разрешенного независимого журналиста в России почему-то нет. Возможно, этот персонаж востребован лишь при стабильной и размеренной жизни двора, когда можно позволить немного больше вольтерьянства. Критерий, конечно, необычный, но, кажется, отсутствие придворного и при этом фрондирующего журналиста подтверждает, что период благости и стабильности почему-то скатился к мобилизационному «Отечество в опасности!». То, что разогревалось всего лишь для выборных целей, вдруг стало реальной политической повесткой. Поэтому салонное остроумие шута, адресованное исключительно королю, теперь вытеснено спросом на боевых клоунов, речи и тем более мнения которых самого суверена нисколько не интересуют, а просто применяются как оружие массового поражения.