© EPA / ИТАР-ТАСС

Из того факта, что Чавес дружил с Путиным, торговал нефтью и ругал Америку, делают вывод, что Путин – это русский Чавес (или наоборот), а Россия – это евразийская Венесуэла. Вывод неправильный. Несколько лет назад, в 2006-м, я ездил за репортажем, когда Чавеса выбирали на второй полноценный срок. И первое, что понял, – у них разное отношение к избирательному процессу. В отличие от абсолютного большинства революционных правителей и военных президентов Чавес потерпел поражение в качестве лидера армейского переворота в 1992 году и победил на выборах в качестве кандидата в президенты в 1998-м, а потом еще на выборах 2000 и 2006 годов. 

На последних выборах в октябре прошлого года смертельно больной Чавес провел избирательную кампанию явно в стадии ремиссии, бодрый и энергичный, как всякий раковый больной, резко прекративший химиотерапию. Возможно, этот отказ стоил ему жизни, но между выборами и лечением он отдал предпочтение выборам. Он получил 55%, его соперник на этих выборах, Энрике Каприлес, – 44%. Из оппонентов Путина сильнее всех выступил фольклорный Зюганов – 17%.

Кроме выборов, Чавес регулярно проводил референдумы о доверии по важным вопросам. Почин положили противники: в 2004 году они инициировали «отзывной референдум», чтобы досрочно прекратить его президентство. Тогда Чавес выиграл референдум, а в 2007 г. поставил на референдуме вопрос о продлении своих полномочий и радикализации революционных реформ. И проиграл с результатом 49% на 51%. Можно представить себе Путина, проигравшего референдум с таким счетом? Что, двух процентов бы не натянули? Правда, в 2009 году он провел новый референдум о конституционной реформе, где добился-таки отмены ограничения на количество переизбраний для высших должностных лиц с результатом 54% за. 

«Чавес регулярно подчеркивает, что он проводил те или иные национальные выборы почти ежегодно с момента избрания в 1998 году, размывая разницу между „быть демократически избранным“ и „управлять демократически“», – пишет американский посол в Венесуэле (опубликовано на WikiLeaks). Американский дипломат признает, что выбран он демократически, только вот это не означает либерального демократического правления. Конечно, не означает. Сами по себе честные выборы – это еще не демократия. В гарнизонных стоянках довольно примеров, что дети похожи на господ офицеров. Честно избранные политики в разных странах тоже. 

Странная революция

Одним из самых заметных шагов боливарианской революции, которую затеял Уго Чавес, придя к власти в 1998 году, стало разрешение торговать практически чем и где угодно. С тех пор центральная часть Каракаса превратилась в один сплошной базар. «Социализм XXI века», который строил Чавес в Венесуэле, – это больше ларьков, больше рынка, по крайней мере мелкого и уличного. Это вообще очень странная революция. В революционном Каракасе работают фешенебельные шопинг-моллы и суши-бары, на двух самых высоких офисных башнях столицы каждую ночь зажигаются гигантские рекламы американских газировок, а революционные лозунги и портреты Боливара пестрыми граффити и наивной живописью покрывают бетонные заборы и стены тоннелей – словно их ночью тайком намалевали подпольщики.

В сущности, боливарианская революция – это обширная конституционная и административная реформа с множеством переименований (сама страна переименована в Боливарианскую Республику Венесуэла), пара дюжин социальных проектов для бедных, основанных на доходах от нефти, много популистской риторики, митинги по каждому поводу и колоритная личность Чавеса, вокруг которой выстраивалась местная вертикаль власти. Этот коктейль дал поразительный результат. Уго Чавесу удалось убедить бедное большинство населения Венесуэлы, которое чувствовало себя брошенным собственной властью и средним классом, что государство за него и что оно участник, а не бесправный наблюдатель политики, которую делают богатеи и умники. Власть Чавеса держится не только на благотворительных программах – опираясь на нефтедоллары, оппозиция предлагает не меньше, – сколько на сильнейшем чувстве вовлеченности в жизнь страны, которое Чавес сумел дать народу и которому оппозиция сначала не сумела ничего противопоставить, но теперь научилась.

Конечно, боливарианская революция глазами ее лидеров – это одно. А глазами народа – несколько другое. «Чавесовский социализм XXI века, – объясняет американский посол Колфилд коллегам в Вашингтоне (телеграмма с WikiLeaks), – превозносит активную роль государства в экономике и поносит капитализм, но в умах большинства венесуэльцев он остается весьма смутным понятием государства, которое раздает помощь, льготы и пособия». Действительно – как-то так.

Чавес и соцпрограммы

У неказистого здания на границе обычного города и трущобного района – баррио по имени Петаре – выстроилась очередь, охранник запускает по десять человек. «„Меркаль“ – это сеть народных супермаркетов, которые имеют право продавать специальные дешевые продукты серии „Каса“ („Дом“): маргарин, рис, муку в революционных упаковках с разъяснением статей боливарианской Конституции и политики правительства. В день приходит по 200–300 человек, – рассказывает совладелец лавки Педро Аджадж. – Потому что цены у нас в среднем на 45% меньше, чем в обычных супермаркетах. Молоко в порошке – везде 8500 боливаров за килограмм, а у нас – 4700. <…> Товар поступает с госсклада, поэтому даже так делаем прибыль», – признается Аджадж и выдает тайну: здешним «Меркалем» владеет кооператив из семи человек, а главный в нем – близкий к Чавесу высокопоставленный военный. 

На центральной площади баррио Петаре в одном из старых колониальных домов – представительства разных «революционных миссий». Под плакатом о геноциде палестинского народа «миссионерша» заполняет бумаги, чтобы отправить сидящего рядом инвалида из трущоб на Кубу. Другой рассказывает, как написал Чавесу письмо и его отправили на Кубу оперировать глаза: «Теперь я вижу цвета!»

Мой визит в миссии Петаре не был согласован, не было даже предварительного звонка, так что все это не могло быть пропагандистской постановкой. Удалось увидеть и кубинского врача. Миссия медицинской программы «Баррио адентро» («На районе») сняла для него комнату на первом этаже самодельного кирпичного домика в самой глубине трущоб: шкаф с лекарствами, прибор для измерения давления, весы для новорожденных, стенгазета со скрещенными кубинским и венесуэльским флагами и заголовком «Народы-побратимы – едины в медицине». Тесно, пахнет сырым бетоном, но раньше внутри баррио вообще не было врачей: венесуэльские медики не пойдут в опасные городские трущобы. Каракас соперничает с Йоханнесбургом за звание самого опасного города мира. Кубинский врач, молодой усатый красавец, в кабинет пустил, но предупредил: говорить не имеет права ни слова без разрешения кубинского посольства, умолял его не фотографировать – ведь это может погубить его карьеру. Теперь в Петаре ждут кубинских тренеров по бейсболу. Есть даже выписанные с Кубы учительницы музыки. Детей трущоб нынче учат игре на фортепиано. В Венесуэле, впрочем, знают, что кубинские врачи десятками бегут просить убежище в американское посольство.

Чавес и нефть

Кубинских специалистов Чавес завозит в Венесуэлу по известной на весь мир формуле «нефть в обмен на мозги». Но сначала ему нужно было взять под контроль саму нефть. Венесуэла национализировала свою нефть в 1976 году – не при левой диктатуре, а ровно посередине тридцатилетнего периода двухпартийной рыночной демократии. В Венесуэле нет углеводородных миллионеров: вся нефть принадлежит госкомпании «Петролео де Венесуэла», PDVSa, а ее менеджмент и большинство рабочих были против Чавеса. «Все началось с того, что в феврале 2002 года Чавес директивой прислал нам пять новых директоров в совет, – рассказывал мне Эдди Рамирес, один из семи членов старого совета директоров PDVSa. – Мы начали забастовку». Чавес отомстил, уволил недовольных, и государство окончательно подчинило компанию. «Мы были госкомпанией, но это был бизнес, – вспоминает лучшие времена бывший директор. – Мы никогда не продавали нефть в кредит и всегда только за доллары, а эти продают вперед и по бартеру. А Куба нашу нефть еще и реэкспортирует». 

Он показывает внутренние имейлы PDVSa, которые ему передали еще не уволенные бывшие коллеги. «Друзья и товарищи! Завтра будет проходить митинг в поддержку президента республики. Как работники нефтяной отрасли мы должны принять в нем массовое участие. Каждое управление должно обеспечить максимальное число участников в этом мероприятии в обязательном порядке». И еще множество пунктов вроде: «Должны использовать предметы одежды красного цвета в течение всего дня. Идентифицировать работников, которые отказываются носить красные предметы одежды, и сообщать о них». 

Теперь в бывшем главном офисе PDVSa – главный корпус Боливарианского университета: в зеркальных лифтах ездят левые студенты. Впрочем, вот еще одна странность венесуэльской революции. Ненависть Чавеса и США взаимна, но PDVSa исправно поставляет огромные объемы нефти в США, а американцы за них исправно расплачиваются. 

Чавес и журналисты

Чавес не любил журналистов гораздо больше Путина. Журналисты в Латинской Америке принадлежат к среднему классу, который был Чавесу врагом. Путин в значительной степени победил благодаря кампании в прессе, Чавес шел против шквального медийного огня. Он похож на Путина в том, что постепенно прибирал к рукам ТВ, но в стране по-прежнему нет ни одной серьезной прочавесовской газеты.

Человек с цирковым именем Наполеон Браво встречает меня в гостиной своей виллы, наполненной интеллектуальными безделушками. «Вообще-то меня зовут Хосе Родригес. Но в латинской Америке все – Родригесы, так что с этим именем делать карьеру абсолютно невозможно». Еще недавно, в начале 2000-х, он вел самую популярную новостную аналитическую передачу «24 часа» на крупнейшем частном канале Benedicion. В 2004-м передачу закрыли. «Мы были одной из самых свободных в смысле прессы стран мира, – вспоминает Наполеон, – у нас был практически свободный доступ к любому министру и президенту». 

При Чавесе порядки изменились. Зато Чавес открыл свою программу – «Алло, президент!», где раз в неделю в прямом эфире отвечал на звонки народа. «Когда он был в тюрьме, его мама приезжала ко мне и спала на этом диване. – Наполеон слегка подпрыгивает на диване. – Он думал поэтому, что вместо журналиста я буду его пиарщиком». Наполеон не стал пиарщиком. В 2002-м, в год путча и отзывного референдума, Наполеон Браво провокационно сравнивал обещания Чавеса с реальностью. Чавес обещал: если через год на улицах останутся беспризорные дети, он усыновит их и сделает «детьми Республики». Наполеон приводил уличных детей к президентскому дворцу Мирафлорес и снимал, как их гнала оттуда охрана. Сначала завели несколько судебных дел на Наполеона Браво, потом на хозяина канала Густаво Сиснероса, потом полиция в масках ворвалась в офис канала и провела обыск, потом застрелили собаку Сиснероса. В 2004 году Сиснерос при посредничестве Джимми Картера встретился с Чавесом, они договорились изменить политику канала. Benedicion больше не нападает на Чавеса, программа «24 часа» давно закрыта, а Наполеон Браво ведет политическое ток-шоу на радио Union, пишет в газетах («радио, газеты и интернет Чавеса не очень интересуют»), а на другой радиостанции (Леониду Парфенову с революционным приветом) делает передачу о событиях второй половины XX века – год за годом, что было в политике, что носили, на что ходили в кино и кто возглавлял хит-парад. 

Почему Венесуэла не Россия

Сравнивая Россию и Венесуэлу, надо помнить, что в Венесуэле не было уравнительного социализма. Совсем наоборот. Там была почти образцовая многопартийная демократия и рыночный капитализм. Рыночный капитализм давно сформировал там богатый и устоявшийся средний класс, который у нас начал только сейчас наклевываться. Эти высший и средний классы и были бенифициарами всех национальных богатств, рыночных и демократических свобод. Там уже полвека, даже век (а не лет пять-десять) есть рестораны, кафе, бутики и шопинг-моллы. Как в Европе. Но в отличие от Европы количество бедных не сокращалось, а росло, разрыв между средним классом и беднотой не уменьшался, а рос, и Венесуэла пришла к тому, к чему пришли все латиноамериканские страны: в одной стране жил не один, а два народа. Один – принадлежит «первому» миру, живет практически как народ одной из западных стран, даже лучше: ну какой университетский преподаватель в Западной Европе имеет прислугу, а в Латинской Америке – пожалуйста. Другой народ живет как в худших из стран третьего мира, как в Индии, Африке, Афганистане: в самодельных домах, без стекол, воды, электричества, денег, медицинской помощи и образования. С какого-то момента пропасть стала непреодолимой, социальный лифт встал окончательно. Случились погромы, уличные волнения и попытки переворотов. А потом народ выбрал Чавеса.

«Если мы хотим, чтобы победил наш кандидат, мы должны поддерживать его, как чависты – своего, – горевал бывший директор нефтяной монополии Эди Рамирес. – Но и это не главное. У нас на совести – один общий грех, мы забыли про людей с холмов. Когда государственные школы испортились, лет 20 назад, мы забрали оттуда детей и отдали их в частные школы. Когда испортились больницы, мы записались в частные клиники. Когда в городе стало опасно, мы натянули проволоку под током и наняли охрану. Теперь страной правит Чавес. При нем средний класс ни на минуту не может забыть, как раньше, что кроме нас есть целая страна». 

Чавес – разновидность диктатора-демократа. Он был похож на античного тирана (в строгом историческом значении этого слова) – популярного лидера плебса, который опирается на низы и таким образом борется со своими конкурентами в верхах. Это диктатор-тиран – tyrannos в древнегреческом смысле: я с народом против аристократии, буржуазии и продавшейся им интеллигенции. Такому выборы даже нужны. Но вот кто придет ему на смену сейчас, без выборов, хуже будет эта новая власть или лучше – совсем другой вопрос.