Покаяние Березовского – правда или ложь?

Внезапно в Лондоне в первую неделю Великого поста умер православный человек Березовский. Больше Борис Березовский уже ничего не скажет. Березовский – это шекспировский персонаж. Коварный венецианец. И его эпоха, вторая половина девяностых, – с Чеченской войной, загадочными убийствами, финансовыми пирамидами, построенными как отдельными умельцами («Хопер» и «Властилина»), так и самим государством (ГКО), – это эпоха страстей, больших интриг, алчности, стремительного взлета одних фаворитов и падения других. 

Для нас, русских, современное прочтение шекспировской драмы о Кориолане в недавнем блокбастере – это не просто модное перемещение классического сюжета римских хроник в ландшафт недавней войны на Балканах. Для нас это реальность как таковая. С такой же эпической злобой, ненавистью, таким же коварством и изощренностью вершилась политика – да и сама жизнь – в девяностые. Война в те времена была доступным политическим инструментом. «Венецианцу» приписывали (а может, так оно и было) целую военную акцию: он договорился с горцами и они вторглись в Дагестан. И все это – с целью укрепления власти тогда еще совсем молодого и слабого принцепса, на которого он сделал ставку. Лишь отчасти, не вполне эту атмосферу быстроты, размаха и безоглядности удалось передать в фильме «Олигарх», где Машков хорошо сыграл Березовского.

Но эпоха кончилась. Причем она кончилась не в одночасье, как это бывает при революциях. Она кончалась медленно и тоже «коварно». Новый прицепс медленно, шаг за шагом – уже не с римской резкостью, а с византийской вязкостью, – день за днем менял старых командиров на новых. А старым грандам предлагались достойные пути отхода. И все они за первые пять лет нового принципата склонили головы, присоединились, примкнули. Все согласились на дальнейшее существование уже не в ландшафте Шекспира, а на скромные частные хобби: жизнь на яхтах, путешествия на джипах в Андах, горные лыжи. А свои яркие таланты эпохи великих страстей они добросердечно перевели в регистр различных «подношений» молодому принцепсу. Яйца Фаберже, «Ё-мобиль», Международный финансовый центр, «Сколково», наноиндустрия и прочие безделицы разной степени успешности или провальности, что не имело значения, поскольку уже был важен не успех, а просто факт признания новой эпохи.

Так опальный дож остался один. Удивительно, что он не залег на дно, не ушел в тину. Целое десятилетие, пока креп и креп новый режим, его мозг продолжал плодить идеи формата девяностых. То он думал, что можно как-то ударить с Украины, то он вдруг конструировал «красную угрозу», то он рассчитывал сплести сети, создав медиахолдинг. По всей видимости, даже последний его крупный шаг – суд с Абрамовичем – был задуман с расчетом нанести непоправимый репутационный удар по Godfather Putin. 

Но ничего не вышло. Березовский в девяностые был одним из лучших знатоков того, в каком яйце у каждого Кощея спрятана роковая игла. Но эпоха нулевых была для него непроницаема. Он не понимал, где Кощеева игла Путина. В последние годы даже для путинской пропаганды он перестал быть врагом государства номер один. Большое искушение для таких людей, как он, заключено в том, чтобы самому увериться в той демонизации образа, которая неизбежно возникает не только в массовом сознании, но и даже среди ближнего круга. Думал ли Борис Березовский о себе, что он мрачный демон, коварный властитель, изощренный кукловод? Был ли он жертвой массового мифа о самом себе? 

Полагаю, нет. Я верю его покаянию. Да и как можно не верить, когда его жизненная игра уже кончилась. Теперь он лежит без движения, без всякого облака мифов, обычным человеком, таким, каким любой из нас предстанет перед уже не людским судом. В политике редко кто публично признает ошибки, обычно просто проклинают обстоятельства и происки предателей. А он повинился – за алчный бизнес девяностых, за политические манипуляции, за то, что участвовал в создании Путина. Никто из ближнего круга тех, кто спланировал и осуществил операцию «Преемник», перед нами не извинялся пока что. Иначе говоря, Березовский, как выяснилось, был не вполне законченным алчным эгоистом в майке с крупной надписью «Don't look back». 

Конечно, его извинение (покаяние?) не будет принято. Тут никто прощен не будет. Ни один из тех, кто «делал» девяностые. Во всяком случае, на короткой дистанции, при взгляде в сегодняшние окуляры. А что случится после того, как многие годы спустя молодого принцепса, намертво вцепившегося в штурвал, будут отрывать, как Мубарака, – этого пока не знает никто.