© Juan Del Pozo / Flickr.com
«Здравствуйте, Наташа, я Орфинский». Мне звонит человек, чья книжка о деревянном зодчестве и Кижском погосте все мое детство маячила перед глазами на четвертой полке. Рядом стоял пятитомник Магидовичей «Великие географические открытия» и Тур Хейердал. Мой отец мечтал покорять моря на большом паруснике, но, родившись не там и не тогда, довольствовался ежегодными походами по Онежскому озеру на деревянной лодке-кижанке.
Петрозаводск, несмотря на свой северноевропейский шарм, существовал для меня только ради Речного вокзала и рейсовых комет на остров Кижи. Прежде чем отправиться в какую-нибудь глушь, мы заезжали на остров удостовериться, что все стоит на своих местах: старый дебаркадер, деревня Ямка и Кижский погост с огромной деревянной Преображенской церковью XVIII века. «Чудо инженерной мысли» и «шедевр народного зодчества», построенный без единого гвоздя, – так Преображенку стандартно описывают путеводители. Там были наши странные друзья, музейщики и художники, тронутые Кижами философы. Собственно, довольно глупо говорить «Кижи» – это место для посвященных называется просто «Остров». Мы как будто проникали за кулисы знаменитого театра на правах родственников, ощущая свою причастность – разумеется, ложную, – к созданию спектакля, в то время как тысячи организованных туристов глазели на «наши» Кижи из-за плеча экскурсовода, как из зрительного зала.
Со времени моего детства на острове Кижи мало что изменилось. Но вот недавно в Карелии случился скандал: директором музея-заповедника назначили Андрея Нелидова. Бывший руководитель республики Карелия, ушедший с поста раньше срока, Нелидов никогда не управлял культурными учреждениями, но, как бывший бизнесмен и политик, был послан в Кижи министром культуры Мединским, чтобы наладить музею приток туристов и внебюджетных денег. «Музей рассматривает себя исключительно как хранитель, – сказал министр об этом назначении. – А как же туризм, а как же образовательная функция, а как же продвижение шедевров русского зодчества и старорусского образа жизни?»
Обычно тихий и послушный, Петрозаводск вышел на улицу протестовать против этого назначения. «Завтра митинг, я буду там выступать. Дело очень серьезное», – сказал мне по телефону Вячеслав Орфинский. Он не догадывается ни о четвертой полке, ни о лодке-кижанке – просто я как журналист еду разбираться в происходящем. На этот раз Петрозаводск и есть мой пункт назначения: зимой большинство музейщиков переезжает в город, а остров становится практически недоступным.
Став руководителем республики в 2011 году, Нелидов благословил создание ОАО «Корпорация развития республики Карелия» – ее задачей было привлечение инвестиций в Карелию. Памятник ЮНЕСКО – стабильный источник доходов для республики, поэтому корпорация первым делом начала проектировать развитие территории Кижского музея. О планах по превращению музея в туристический кластер сами музейщики узнали только во время инвестиционного форума 2011 года: там Нелидов показывал Дмитрию Медведеву проект «Духовное преображение Русского Севера». Через год, в прошлом декабре на экспертном совете Министерства культуры обсуждали концепцию развития музея «Кижи». Доклад, вопреки сложившейся традиции, делал не музейщик, а питерский ликероводочный магнат Иван Романов – он пришел как «частное лицо». Романов развил упомянутую концепцию «духовного преображения», то есть строительства на ближайших к Кижам островах комплекса гостиниц, ресторанов, конгресс-холлов, детских лагерей, домов творческих работников и этнографических деревень. Эксперты-музейщики технично затоптали Романова, чей проект подразумевает застройку заповедной территории в прямой видимости от Кижского погоста. Вскоре после этого Андрей Нелидов предложил свою кандидатуру министру Мединскому, как он сам чуть позже рассказывал своим новым подчиненным. Сначала прошел слух, что Иван Романов метит в заместители директора, но потом он исчез с горизонта.
В кампании против Нелидова, которая развернулась в местных газетах и в социальных сетях, главный аргумент сводился к тому, что директор ничего не понимает в музеях, а мы рискуем потерять памятник мирового уровня. Я в некотором замешательстве. С одной стороны, меня ужасает перспектива превращения тихого Кижского заповедника с редкими уцелевшими огрызками деревень по берегам в популярное место отдыха с водкой, шашлыками, рыбалкой и гонкой на японских скутерах по Онежскому озеру. Я живо представляю себе «этнографическую деревню» с баяном и тамадой, построенную под ключ в непосредственной близости от настоящих старых деревень, залитый бетоном берег и конгресс-холл на пятьсот мест с видом на Преображенскую церковь. Моя тайная страна, моя персональная Нарния тогда превратится в банальный Диснейленд для всех, кто устал от отдыха на Красном море и хочет освежиться посредством карельской романтики. Я уже не говорю о словосочетании «духовное преображение» – закодированном послании федеральным властям о лояльности Карелии.
С другой стороны, традиционно охранительная позиция музейщиков и деятелей культуры, которые сотнями подписывали петиции и письма Путину, по определению не перспективна. Любые попытки модернизации они воспринимают как вмешательство примитивной логики бизнеса в высокие культурные сферы. И мечтают о музее без туристов, как анекдотические математики – о человеческом теле в форме шара. Даже ординарная мысль о заработке на туристах кажется им возмутительной, хотя, с точки зрения путешественника, планы по строительству гостиницы и ресторана вовсе не выглядят дико. Сейчас цивилизованный доступ к Кижам ограничивается тремя часами между рейсами кометы или четырьмя часами стоянки теплохода, для пассажиров которого Кижи – лишь очередная достопримечательность на длинном маршруте.
В общем, я заставляю себя признаться в том, что приятные и понятные мне люди, охраняющие мои детские Кижи, должны уступить их чужому взрослому дяде – эффективному менеджеру. Потому что такой менеджер необходим всем ретроградным культурным институтам, с их ценностью музейного предмета, а не человека.
«Ниццы и Лондона им не хватает, хотят рыбку половить и с Кижами поиграться...» – у микрофона сменяют друг друга ораторы разных политических ориентаций и профессий, потомки кижских династий, историки, учителя и горожане неопределенного рода деятельности. Внештатные экскурсоводы что-то говорят о невозможности усилить антропогенную нагрузку на остров Кижи и увеличить поток туристов. Но большая часть петрозаводчан протестует против самого факта назначения Нелидова, и в этой претензии к министерству культуры слышится многолетняя обида на Москву, которая воспринимает Карелию как сырьевой придаток. Мне, как обычно, неудобно за Москву, но через два часа призывов выгнать варягов и вернуть Советский Союз я уже и за Петрозаводск не поручусь.
Наконец, знакомлюсь с Вячеславом Орфинским, профессором Петрозаводского университета, главным в России специалистом по народной деревянной архитектуре Русского Севера и основоположником «этноархитектуроведения» – нового направления в теории архитектуры. Он похож на веселого профессора из фильма «Весна»: очки в роговой оправе, седая борода, стариковская палочка и взрывной темперамент, который тщательно упакован в нездешние, старосветские манеры. На площади стоять неуютно, по кафе старшее поколение петрозаводчан не ходит – мы спускаемся по улице Ленина к нему домой.
Орфинский рассказывает, как в последние годы спорил и ссорился с администрацией музея, обвиняя ее в неверных решениях по экспозиции, выбору реставрационных методов и в целом музейной политики: «Они создали режим, при котором никого не пропускали в музей, я все более и более с ними воевал...» Однако, как только пришел Нелидов, противники превратились в сторонников, потому что, с их консолидированной точки зрения, Нелидов – это просто за гранью добра и зла.
Вот мы добрались до скромной, вовсе не профессорской на вид квартиры Вячеслава Орфинского, и я задаю свой главный вопрос: если туристов нельзя близко подпускать к памятникам архитектуры, то для чего вообще нужны эти памятники? Профессор неожиданно соглашается с совершенно ретроградной мыслью, что приток туристов губителен для архитектуры, и даже вспоминает случаи, когда отсутствие доступа действительно помогало ее сохранить. Я уже готовлю речь о нуждах прогрессивного человечества в цивилизованном туризме, но, к счастью, не успеваю ее произнести: Орфинский много лет думал над стратегией и проблему острова Кижи видит вовсе не в физической сохранности деревянной архитектуры. Архитектурный памятник не существует без среды, и проблема в том, чтобы сохранить среду даже тогда, когда экономические и социальные связи почти разрушены. Традиционное хозяйство в Заонежье отмирает, и даже пришедшие ему на смену совхозы давно разорились. У местных жителей нет работы, они спиваются, а земли раскупают не отягощенные культурными идеями дачники и предприниматели, которые желают вставить в побережье искусственные челюсти коттеджей с евроремонтом. Даже если посередине этого великолепия все еще стоит чудо инженерной мысли – Кижский погост, это не имеет почти никакого значения, потому что утеряно главное: «дух места». «Этносы умирают, но дух места должен сохраняться, – говорит Орфинский. – Турист дает возможность это сделать. Нормальный турист. Например, семейный. Они приезжают, живут в домах и постепенно меняют среду, но не разрушают ее». Профессор архитектуры озадачен проблемами туристического бизнеса, и для него принципиально, куда именно будут приезжать туристы: в столетние избы к потомкам местных крестьян или в новые, построенные по чужим шаблонам гостиницы, к городским бизнесменам. Если среда меняется естественным образом, то есть шанс для рождения современной сельской архитектуры с национальными особенностями – об этом Орфинский и мечтал всю жизнь.
Котенок, посаженный за плохое поведение в переноску, катается по полу вместе со своей тюрьмой, на кухню проходят какие-то гости, а на столе гостиной, где мы сидим, вырастают стопки книг по Заонежью и другим северным районам, в которых сохранилось что-то важное – вопреки всему и благодаря энтузиастам. Орфинский приводит в пример деревню Панозеро, которая воспряла благодаря финскому писателю Маркку Ниеминену: «Финн этот очень упрямый. Идеализирует карел, считает их очень одаренными... Это единственная в России деревня, которая получила награду Europa Nostra за восстановление культурных ценностей». Панозеро – хорошо сохранившаяся деревня северных карел под Кемью – должна была уйти под воду: в этом районе планировали строительство ГЭС. Сначала Маркку Ниеминен возглавил сопротивление, в результате которого строительство станции отменили («С самим Чубайсом воевали», – говорит Орфинский). Потом ему удалось вовлечь местных жителей в реставрационные работы, организовать ежегодный фольклорный праздник с мастер-классами и карельской кухней, наладить производство лодок и бань, которые продавались в Финляндии, и работу гостевых домов. Теперь Панозеро – признанный туристический центр, который стал таковым, не потеряв «дух места».
Мне уже кажется, что правда за охранителями. Вслед за Орфинским я начинаю понимать, что Нелидов, с его предложением понастроить гостиниц и конгресс-холлов, покушается не на конкретные гектары заповедной территории, а на сам дух места. «Кижи должны оставаться для туристов десертом – например, после рыбалки, жизни в гостевом доме и лодочных прогулок по Заонежью», – заключает он, и, завербованная профессором, я ухожу, чтобы продолжить разговор о туристах и памятниках с музейщиками.
С Александром Кууселой, руководителем реставрационных работ в Преображенской церкви Кижского погоста, мы пьем чай в кафе «Павлин» под сопровождение научно-популярного фильма об элитных породах лошадей. Куусела признается, что у него инженерный подход к деревянному памятнику: чем больше туристов приезжает и ходит, тем чаще нужно реставрировать объекты, и этим вопрос исчерпывается. «Когда люди строили себе дом, они, конечно, собирались по нему ходить. Предположим, их было десять человек, вместе с детьми и стариками, но даже в год никак не набиралось 140 тысяч. Изнашивается камень, железо и дерево, и в этом ничего такого страшного нет. Прошел миллион людей, они вынесли на своих ногах полы – значит, полы надо заменить. Замененные конструкции тоже становятся частью памятника. Главное – сохранить технологию и материал, чтобы сейчас делали так же, как и тогда».
Александр Куусела ведет блог в «Живом журнале», где делится историями в духе «кижского дзена». Например, о том, как один тракторист вдруг захотел купить в местном магазине чего-нибудь сладкого к чаю, но дело было в межсезонье, когда остров плохо обеспечивается продуктами, и трактористу пришлось, как обычно, довольствоваться водкой. Я узнаю в Кууселе наследника наших сумасшедших кижских друзей, которые тогда пили много водки, называя ее вином, и служили Острову, как будто у этого места и вправду есть дух, гораздо более значимый, чем смена бренной начальственной плоти. «Когда человек долго работает где-то, он переживает всех министров РФ и республики Карелия, – говорит Александр Куусела, проработавший на острове около пятнадцати лет. – У них своя ротация: они приходят и уходят, звать их никак и их никто не помнит. Я верю только тем людям, с которыми работаю».
В одном из музейных зданий в квартале исторической застройки мы встречаемся со Светланой Воробьевой – историк и этнограф, она всю жизнь занимается изучением заонежского населения, выстраивает генеалогии кижских династий, реконструирует традиционный образ жизни и социальный уклад. О сообществе она и говорит в первую очередь: «Как обычно создаются музеи? Выбирается площадка, и перевозятся памятники архитектуры, лишаясь своей первоначальной среды. У нас мало того что памятник стоит на своем месте, у нас и среда сохранилась. Кижский погост был центром Спасо-Кижского прихода, эти деревни известны с 1553 года, и люди, которые там живут, спокойно проводят свою линию до первых упомянутых крестьян. Здесь существует общинное сознание – не было таких случаев, чтобы кого-то куда-то не пускали. Но недавно меня саму не пустили на частную землю – мы приехали на годовщину смерти одной нашей смотрительницы, она же – последняя хозяйка дома Елизарова на острове Кижи. А нам сказали, что мы не имеем права пользоваться причалом. Какой-то человек купил там дом и сделал мини-гостиницу – мы насилу договорились пройти по тропиночке. Ясно, что, если сюда придет инвестор, он захочет сделать закрытую территорию. И вот этого я очень боюсь». Светлана Воробьева не решается говорить от имени местных жителей, потому что им идея масштабного строительства может понравиться: например, у них появится электричество, которого сейчас нет. Кажется, это вечная трагедия музейщика, который мечтает сохранить традиционный крестьянский уклад, пока сами носители традиции легко разменивают свою аутентичность на электричество, мобильную связь и спутниковое телевидение, а вместо того, чтобы шить медлительные деревянные кижанки, покупают быстрые железные катера.
Правда, кижские музейщики не просто переживают об исчезающей среде, но и сами становятся частью нового уклада, покупая старые дома, восстанавливая древние методы шитья лодок и деревянного строительства. Ни туристам, ни предпринимателям нет места в этой тонкой системе отношений, поэтому Светлана Воробьева категорически против ночевок в непосредственной близости от погоста: «Это очень опасно, потому что может возникнуть пожар. Мы же знаем, как ведет себя человек, который оказывается на природе, чтобы отдохнуть». Она и ее коллеги ощущают, что некие силы – бизнес, власть, а может быть, их синтетическое соединение – вцепились в Кижи и никак не хотят отпускать: «Видимо, для кого-то все это очень важно». И с ужасом ждут возвращения концепции «Духовного преображения Русского Севера». Хотя после скандального выступления Ивана Романова в Министерстве культуры с сайта корпорации исчезли почти все упоминания о преображении, а по тому адресу, где раньше находилась концепция, опубликован совсем другой документ. Потихоньку и я заражаюсь тревогой, какую испытывает хрупкая цивилизация в ожидании варварского нападения, – я же знаю, как ведут себя русские туристы, если только дать им волю, и что на самом деле хотят освоить чиновники, когда говорят о туристической инфраструктуре.
Я еще говорю с Надеждой Тихоновой, владелицей туристической фирмы «Карельские каникулы», которая объясняет, что бессмысленно строить гостиницы вокруг Кижей, если в республике нет ни туристической инфраструктуры, ни даже внятной программы развития туризма. И с директором Выставочного центра Марией Юфой, которая рассказывает, что в Петрозаводске культурное предложение превышает спрос, а туристов – потенциальных потребителей нет.
Ни один петрозаводчанин, включая таксистов и официантов, не нашел добрых слов для Андрея Нелидова. При нем разбились дороги, было снесено несколько исторических зданий, а сам руководитель запомнился горожанам пьяными выходками вроде похода в оперу, где он в поддержку искусства махал зажигалкой из своей губернаторской ложи. Меня провожают на интервью с ним как на специальное шоу – перед журналистами, говорят, Нелидов выступать умеет, предстанет в лучшем виде и наверняка убедит.
У Андрея Нелидова хорошо поставленный для публичных выступлений голос, еле заметная приблатненность в манерах и полное отсутствие сомнений в собственных тезисах. Плана развития музея, который обещалпри назначении Мединский, у Нелидова нет. «Есть несколько идей, витающих в воздухе», – говорит он. Например, что нужно развивать туризм. «Безусловно, я считаю, что первой и главной задачей музея является сохранение музейных ценностей. Но для чего? Второй функцией музея я поставил бы его доступность для посетителей. То, что сейчас происходит на острове, мне не кажется удовлетворительным. Полиэтиленовая палатка с водкой, палатка с сувенирами, сортир с выгребной ямой – вот и весь сервис…» Новый директор предстает передо мной в образе просвещенного и прогрессивного музейщика, который ценит хранимые сокровища и одновременно понимает, что музею без туристов не прожить. «Если задача только сохранить, то нужно поставить свинцовый сейф и говорить, что в нем хранится музей Кижи, – директор как будто формулирует мои собственные мысли. – По себе скажу, что иногда хочется остановиться, съездить в музей, съездить на рыбалку, на острова, посмотреть этническую деревню, попробовать национальную кухню, увидеть, как устроен национальный быт». Мы обсуждаем, на каком расстоянии от заповедной зоны можно строить гостиницы, как развивать зимний туризм и может ли музей воздействовать на ценовую политику Онежского пароходства, чьи билеты до Кижей дороже билетов в Финляндию. Все, что касается экономической политики музея, тоже звучит убедительно.
«Я романтик по натуре, это безусловно, – говорит Нелидов. – Достаточно тяжелая роль – быть романтиком. Ты всегда подвержен критике, тебя не понимают. Но я хочу остаться романтиком, я хочу мечтать». Он обижен на людей, которые выходят на митинги с оскорбительными плакатами, где его называют Неликвидовым. И не понимает, почему корпорация, аналоги которой существуют во многих российских регионах, стала именем нарицательным. «Если мы увидим, что в проекте духовного преображения было здоровое зерно, мы его используем, – говорит директор о будущей новой концепции музея, которая должна быть готова к сентябрю, – но если нет, то и не будем... Эту идею поддержал президент Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев! Я могу вам показать документ от патриарха Святейшего Кирилла, который благословил развитие острова Кижи, поскольку там есть Преображенская церковь, как не только туристического, но и духовного центра! Представляете уровень?! Президент, Святейший, губернатор. И Владимир Владимирович в своей речи целую большую часть посвятил духовному преображению».
Перечисление чинов святости возвращает меня к реальности. Я разговариваю не с экспертом, а с политиком, который ориентируется по ключевым словам, сказанным выше. Дело не в том, что он разбавляет прогрессивные утверждения партийной стилистикой. И вообще не в том, что именно он говорит сейчас, а в том, что он скажет в следующий раз – потому что раньше он говорил другое. Как и со всеми политиками чиновничьего толка, проблема с новым директором сводится к вопросу о доверии, которого Нелидов не смог заработать в должности руководителя республики. «Откуда мы знаем, что он не врет?» – говорят мне музейщики, не готовые заключать перемирие. Когда чиновники наступают, культурная общественность закономерно встает в глухую оборону, перебрасывая на нее все свои ресурсы. И они могут оказаться правы в своем нежелании вести переговоры с эффективными менеджерами: с директором, который не понимает, что он делает, перспектива потерять остров Кижи кажется очень правдоподобной.
