Токийская Северо-Корейская школа. Фото: YOREE KOH
И все-таки у Японии и России много общего. Взять хотя бы нашу общую страсть к «катаки-ути» – старинному обычаю мести. Принял американский конгресс «акт Магнитского» – и 450 российских ронинов идут в неравный бой с империализмом. И не беда, что катана коротка. Хоть шило воткнем, отыграемся на детях.
После недавних ядерного испытания в Северной Корее и разговоров о войне с югом Япония оказалась в схожем положении. Испытать что-то ядерное Токио не может. Грозить войной – и того меньше. Разорвать отношения за неимением оных – тоже. Проклятых коммунистов и ухватить не за что, а ухватить очень хочется.
И вот японское правительство придумало ответ, да прямо в логике передового российского опыта. Єва була українкою. Вирішила: «Якщо не з'їм, то хоч би понадкусіваю». В общем – «хоть понадкушу».
За все ответят дети. Если быть точнее – корейские дети, живущие в Японии и обучающиеся в корейских школах: им теперь перекроют государственные субсидии. Формальная причина – невозможность проверить, что в этих школах преподают. Правда, до очередного северокорейского баловства с режимом нераспространения это обстоятельство почему-то никого не беспокоило. Но вот теперь положение стало просто нестерпимым.
Наезд на школы уже вызвал бурю и натиск в японских социальных сетях. Реакция варьируется от «правильно, так им и надо!» до «а что делать с американскими школами?». Корейское меньшинство уже усмотрело в этом расизм и дискриминацию. На манифестации пока никто не собирается, но эта мера, при всей скромности ее масштаба, в очередной раз подчеркнула остроту национального вопроса в... мононациональной Японии.
Страна без меньшинств
У Японии (как и у многих других стран) есть свой национальный миф, и миф этот – национальная однородность. Премьер-министр Японии Ясухиро Накасонэ заявил в 1983 году прямым текстом: «Японцы процветают в течение 2000 лет потому, что в стране нет чуждых рас».
Заявление самоубийственное для политика в любой другой развитой стране. Но Накасонэ это сошло с рук, потому что его слова отражают японское самосознание. Самосознание, заключающееся в изолированности, исключительности и однородности.
Между тем у мифа есть обратная сторона. Не вдаваясь в этногенез японцев, можно отметить, что на территории нынешней Японии всегда жили не вписывающиеся в эту модель меньшинства: самый яркий пример – айны. Позднее, на рубеже XIX и XX веков, Япония начала территориальную экспансию, и под крылом империи оказались окинавцы, китайцы, корейцы, малочисленные народы Тайваня и Сахалина. Страсть к объединению всей Азии под своим началом причудливым образом сплелась с чувством собственного превосходства и расовой чистоты. И породила тот самый ворох проблем, с которым страна живет и поныне.
Корея находилась под властью Японии с 1910 по 1945 год. До конца войны все корейцы были гражданами империи, и к 1945 году на территории нынешней Японии проживало свыше двух миллионов корейцев. Причины переезда были разными: от желания заработать до насильственного переселения в качестве дешевой рабочей силы. После войны большая часть корейцев перебралась на материк, но примерно 600 тысяч остаются в Японии по сей день. Их называют дзайнити, «временно находящиеся в Японии».
При том что дзайнити – самое значительное национальное меньшинство Японии, в большинстве своем гражданства страны они не имеют: эпоха экспансии закончилась, а миф о том, что все, кто живет в Японии, должны быть японцами, – остался. Несмотря на то что второе и третье поколения дзайнити уже настолько натурализовались, что зачастую говорят только по-японски, они для японцев по-прежнему чужаки. Из-за дискриминации многие из дзайнити подались в организованную преступность: до 30% членов отдельных кланов якудзы – этнические корейцы. И это не добавляет им доверия в глазах японцев.
Но у дзайнити есть еще один колоссальный минус – это их связи с Северной Кореей. Крупнейшее объединение корейцев Японии – «Чхонрён» – организация крайне левая и строго просеверная. У «Чхонрёна» в Японии 140 школ, где дети дзайнити получают образование на корейском языке. Проблема в том, что вместе с образованием они получают коммунистическую идеологию, культ личности вождей и иные весьма экзотические для современной Японии бонусы.
Пока у Северной Кореи было что кушать, школы финансировались из КНДР, но ныне от этого благополучия не осталось и следа: теперь уже «Чхонрён» спонсирует коммунистическое Отечество и Партию-мать (официальный северокорейский термин, а не оценочное высказывание автора). Количество учащихся довольно невелико и продолжает падать – их сейчас около 10 тысяч на всю страну. Именно эти школы и стали яблоком раздора.
Решение правительства, с одной стороны, вполне объяснимо. Частные школы, корейский язык, враждебная японскому государству идеология – какие могут быть субсидии для этого рассадника коммунизма? Однако для многих дзайнити, даже не связанных с «Чхонрёном» и не учившихся в таких школах, это еще один удар по их корейской идентичности. В Японии действуют китайские, американские и британские школы, и их положение гораздо выгоднее корейских.
Но дело даже не в этом. Каждый смотрит на эту маленькую проблему и видит не саму проблему, а ее контекст. Корейцы – десятилетия колониализма и насильственной ассимиляции. Японцы – ядерную бомбу и похищения японских граждан северокорейскими спецслужбами. Неоплаченные исторические счета всплывают повсюду: все правы, все обижены, и выхода из этого нет никакого. А корейские дети пока останутся без субсидий. Глядишь, именно это и добьет кровавый пхеньянский режим.
Против тренда
Япония – весьма странный пример развитой страны. Дело не в том, что она мононациональная: в той же Португалии титульная нация тоже представляет более 90 процентов населения. Странность в том, что, пока остальной развитый мир всячески пестует мультикультурность (иногда доходя при этом до абсурда), Япония настойчиво сопротивляется этому тренду. До 1997 года правительство не признавало вообще никаких этнических меньшинств: все японские граждане по определению принадлежали к «народу Ямато». Айны были официально признаны этническим меньшинством и коренным народом лишь в 2008 году, но к моменту принятия соответствующего акта парламентом в Японии не осталось ни одного чистого айна. Язык айнов и их культура практически вымерли.
Ситуация с дзайнити еще сложнее, потому что они не коренное население. Выбор, стоящий перед ними, достаточно прост: пройти путь айнов до конца и полностью ассимилироваться или сохранять свои язык и культуру и подвергаться дискриминации. Статистика показывает, что дзайнити идут по первому пути, так что к середине столетия они могут полностью исчезнуть, растворившись в «народе Ямато».
Это довольно странно, если оглянуться на реальную историю Японии, а не на ее мифологизированную версию. Известный японист Тесса Моррис-Судзуки подчеркивает, что Япония всегда была страной полицентричной и мультикультурной. Кухня Сэндая отличается от кухни Токио. Диалекты регионов Цугару (север Хонсю) и Сацума (юг Кюсю) отличаются от стандартного японского настолько, что попросту непонятны носителю последнего. У окинавцев на протяжении веков вообще было свое государство. Централизация и унификация для Японии – тренд относительно новый и не обязательно необратимый.
В истории были примеры успешной перемены тренда. Так, Австралия официально извинилась перед своими аборигенами за десятилетия насильственной ассимиляции. Помимо морального удовлетворения для аборигенов, этот поворот принес Австралии ощутимые внешнеполитические дивиденды: Австралия заявила, что она не просто западная страна белых людей, волею судеб оказавшихся в Южном полушарии. Австралийцы признали, что их страна – часть региона, где они живут, и что их азиатско-тихоокеанское наследие – неотъемлемая часть их идентичности. Как следствие, роль Австралии в АТР резко возросла, а отношения с соседями сейчас переживают невиданный бум.
Точно так же признание своей полицентричности и мультикультурности могло бы помочь Японии преодолеть изоляцию в Азии. Осознай Япония свое корейское меньшинство неотъемлемой частью себя, и профессиональным нелюбителям Японии в той же Южной Корее стало бы гораздо сложнее говорить о японском шовинизме.
Послевоенный мир в Европе совпал с формированием новой наднациональной идентичности: «Мы не только немцы и французы, но и европейцы; у нас больше общего, чем различий». В Азии все наоборот: есть монолитное «мы», и есть никак с нами не связанное «они». Казус с корейскими школами – всего лишь еще один шаг против глобального тренда.