В конце майских праздников моей жене позвонил наш хороший друг. К этому времени я уже уехал из России, но он еще не знал об этом, – как и не знал о моих отношениях со Следственным комитетом. Первым делом он спросил, не в России ли мы, – и, узнав, что не в России, настойчиво рекомендовал в Россию не возвращаться. Он попросил мою жену передать трубку мне (на всякий случай он не хотел звонить мне напрямую). Он сказал буквально следующее: его источники говорят о том, что «решение принято». Алексей Навальный получит большой тюремный срок, а против тех, кто его публично поддерживал, будут проведены спецоперации. Мой друг сказал, что в этом списке есть и моя фамилия. Слово «спецоперация» так часто употребляется в СМИ, что простой человек не воспринимает тот смысл, который в него вкладывают сами силовики. Но я к этому времени уже понимал, что спецоперация – это не просто клише, а конкретный термин, обозначающий секретные действия силовиков, которые осуществляются без оглядки на юридические формальности, – как правило, не предвещающие ничего хорошего оппонентам власти. Дело в том, что за день до того как покинуть Россию, я спросил высокопоставленного коллегу, что означают враждебные (и незаконные) следственные действия в отношении меня. Он ответил, что постарается выяснить. Но он добавил и то, что, если речь идет о «спецоперации» (а этого никогда нельзя исключать), то он не сможет получить никакой информации. Позже я часто слышал, что в деле Навального есть надежды и на более благополучный исход. Вплоть до сегодняшнего дня и мой друг надеялся на условный срок. Но я, к сожалению, на своем опыте убедился, что его исходная информация была абсолютно точной. Против меня действительно были проведены спецоперации (в том числе с прямым нарушением закона и с использованием информации, доступной только российским правоохранительным органам). Поэтому я был готов и к тому, что судья Блинов вынесет заведомо неправосудный приговор. Каждый, кто ознакомился с делом «Кировлеса», знает, что справедливый приговор может быть только оправдательным. Даже условный срок – это состав статьи 305 Уголовного кодекса РФ «Вынесение заведомо неправосудного приговора». То, что произошло в Кирове, – это откровенное заявление власти о том, что правосудия в России не существует, а правоохранительная система – это средство политических репрессий. Каждый может стать ее жертвой – в зале «суда» (как Алексей Навальный и Петр Офицеров) или в результате секретной спецоперации. После звонка моего друга я написал Алексею о том, что ему грозит реальный срок. Алексей ответил просто: поблагодарил за информацию и сказал, что будет продолжать делать то, что должен. Как всегда, он был убежден в своей правоте. Самообладание не изменило ему и сегодня. Он знает, что у честного человека нет другого выбора. Отойти в сторону он не может. Сегодня в Кирове не было никаких оттенков серого: мы увидели добро и зло, достойных людей, готовых на годы в тюрьме ради своих убеждений, – и противостоящих им преступников, не стесняющихся откровенного нарушения закона и морали для того, чтобы удержаться у власти.