Темпы роста российской экономики в ближайшие годы уже не будут такими, как до кризиса. Об этом свидетельствуют даже оптимистичные прогнозы Минэкономразвития. При этом возрастная структура населения России стремительно стареет; в трудоспособные (и в репродуктивные) возраста входит малочисленное поколение рожденных в 1990-е годы. Именно эти неблагоприятные макроэкономические и социально-демографические условия побудили руководство страны искать способы оптимизации и повышения эффективности бюджетных расходов. Результаты совместной работы Минфина России и экспертов, проделанной по 13 направлениям государственных расходов, скоро будут представлены главе государства. Но уже сейчас видно, что они вызвали большой переполох и скорее негативную реакцию в обществе: правительство замахнулось на святое – детей и стариков.

На мой взгляд, не все так однозначно. С одной стороны, «не было бы счастья, да несчастье помогло»: резервы повышения эффективности государственных расходов, в том числе на социальные цели, действительно есть, и их надо использовать. 

Например, по доле пенсионных расходов в ВВП Россия уже вполне приблизилась к уровню наиболее развитых стран мира; по тарифам отчислений, которые тратятся на пенсионные нужды, обогнала многие страны. Риски бедности среди пенсионеров – наименьшие по сравнению со всеми другими социальными группами. Но тем не менее уровень пенсионного обеспечения остается невысоким, особенно – по отношению к утрачиваемому заработку. Это явный признак низкой эффективности российской пенсионной системы. Корни проблемы вполне очевидны – фактический пенсионный возраст остается очень низким, несмотря на то, что возраст начала трудовой деятельности растет; в полном объеме в пенсионную систему взносы платят от силы половина лиц, занятых в экономике, – у остальных или тарифы льготные, или зарплата не вполне легальная, или занятость совсем неформальная. 

Последствия тоже понятны: пенсионная система не интересна среднему классу, дорого обходится легальному бизнесу и государству, проблемы ее несбалансированности будут только возрастать. Подробнее я об этих и других проблемах пенсионной системы уже неоднократно писала раньше. Поэтому если, пытаясь затянуть пояса, государство сможет повысить эффективность расходования пенсионных средств, в том числе путем увеличения фактического пенсионного возраста, – на мой взгляд, это можно приветствовать. Безусловно, огромное значение имеет то, как именно государство будет сдерживать рост пенсионных расходов. Но это тема отдельной колонки.

Ситуация в сфере поддержки семей с детьми и рождаемости в корне отличается от пенсий. Прежде всего тем, что на цели семейной политики российское государство тратит весьма скромные суммы, намного ниже большинства развитых стран. Несмотря на появление новых инструментов поддержки семей с детьми и рост рождаемости, о котором так любят говорить с высоких трибун, риски бедности семей с детьми остаются высокими. Появление второго ребенка почти с неизбежностью толкает семью на грань выживания. Почти все меры, введенные с 2007 года, направлены на финансирование вторых (и последующих) рождений, но не на длительную поддержку семей с детьми разных возрастов вплоть до их совершеннолетия. 

Материнский (семейный) капитал – наиболее яркое воплощение пронаталистского характера нынешней семейной политики в России. Эта мера изначально вводилась как временная; действие ее истекает 31 декабря 2016 года. С самого начала она задумывалась как броский пиар-ход, призванный убедить население в желании государства поддержать рождение вторых и последующих детей, смену государственного курса в отношении рождаемости. Этот свой потенциал программа исчерпала. При этом использование материнского капитала ограничено достаточно узкими направлениями, а реализация этого права сопряжена с огромным количеством трудностей. В то время как многие семьи с несколькими детьми нуждаются в наличных деньгах – на текущие расходы на питание, одежду и обувь, оплату детских дошкольных учреждений, софинансирование части медицинских расходов и пр. 

Именно поэтому материнский капитал может быть вполне безболезненно заменен на другие формы материальной поддержки семей с детьми. Например, высвободившиеся средства можно направить на повышение детских пособий бедным и уязвимым категориям семей с детьми (независимо от числа детей), на увеличение компенсации части родительской платы за содержание ребенка в детских дошкольных учреждениях. Уровень жизни семей с детьми при этом повысится. И кто знает, может быть, понимание того, что расходы не только на рождение, но и на воспитание ребенка частично компенсируются государством, положительно скажется на динамике рождаемости. В любом случае от снижения масштабов бедности семей с детьми выиграют и сами эти семьи, и общество в целом.

Таким образом, резон в повышении эффективности социальных расходов государства имеется. И более того, можно сделать это не только не навредив, но и улучшив социально-экономический климат в обществе. С другой стороны, на мой взгляд, не должно быть знака равенства между повышением эффективности и сокращением государственных расходов. И здесь все упирается в расстановку приоритетов государственных расходов руководством страны. 

Мне кажется, что в условиях старения населения, сокращения его численности и усиления мировой конкуренции на первый план выходит проблема повышения качества имеющегося человеческого капитала. Не сокращать, а наращивать расходы на образование, здравоохранение и поддержку семей с детьми должно государство. Потому что это инвестиции в будущее страны, ее процветание. Расплачиваться же за сиюминутное стремление найти экономию во всем, в том числе урезав и без того невысокие расходы на эти цели, России придется долго – дальнейшим отставанием в уровне и качестве жизни, производительности труда, усилением эмиграции населения.