Фото: ИТАР-ТАСС / Архив

Несколько дней назад, зимним сентябрьским вечером редактор делового портала Slon Иван Федорович Давыдов прислал мне письмо: «Мария, ты же вроде не любишь Ельцина, как и все хорошее, что было у России? Напиши тогда, пожалуйста, что думаешь сама о 93-м».

Поначалу, минут на десять, я крайне обрадовалась такому легкому заданию. А также небывалой свободе слова – ведь со страниц либерального издания мне можно будет написать все, что накопилось. Сейчас, представилось мне, я смогу наконец-то заклеймить кровавого Гайдарочубайса и всех-всех-всех. Напишу о том, что 93-й – это родовая травма российской демократии. О том, что пока жива ельцинская Конституция, я не смогу спокойно есть устрицы и пить шабли. И о том, как Руслан Имранович Хасбулатов никогда бы не позволил начать Первую чеченскую войну. Планировала я не забыть и том, что именно тогда было создано современное российское зомби-ТВ. И о слезинке ельцинского детства, конечно. Правда, не очень было понятно, как я опишу роль такого видного сторонника демократии, как Альберт Макашов, глава защитников Верховного Совета. Но это все – уже мелкие детали.

Но в итоге вместо небольшой обличительной колонки получилась большая и многодневная пытка. Что лично я помню о тех событиях? Я помню, как с конца сентября все взрослые стали говорить только о Верховном Совете, и фамилии Руцкого и Хасбулатова произносились чаще, чем фамилии Гайдар и Ельцин. Последние два были олицетворением абсолютного зла, но что-то и первые не были особо хорошими. Я помню, как через наше Тушино по Волоколамскому шоссе опять поехали танки, и, как в 91-м, это было признаком того, что никуда в центр города мы выезжать не будем в ближайшие дни. Я помню, как мы в нашем пятом «А» классе завидовали своим двоюродным братьям и сестрам, живущим в центре, – у них там по Садовому ездили танки, и потому занятия в школах были отменены. У нас занятия не отменили. Я помню объявленный комендантский час – уже знакомое слово, как и танки Таманской дивизии в моем районе. Я помню, что было солнечно и тепло – не то что в этом году. И помню, что в понедельник, четвертого октября, выбирала между белыми и фиолетовыми колготками. Выиграли белые. На уроке английского нам сказали, что Белый дом расстреливают. А к вечеру все взрослые стали говорить, что в Москве убивают людей и что начинается гражданская война. Было странно. Война – это что-то всегда далекое, и она никогда не бывает рядом.

И только потом картина стала складываться. Несколько знакомых рассказывали о случайно убитых родственниках, оказавшихся в разгар событий на Новом Арбате и никогда не попавших в официальные списки погибших. У моей учительницы истории так убили четырнадцатилетнюю девочку в ее классе. Просто снайперская пуля. И чья это пуля была, мы так и никогда не узнаем. Люди, находившиеся 3 октября в телецентре, рассказывали о беспорядочном огне. И каждый человек, который был в те дни в центре города или в районе Останкино, был уверен, что только его версия событий правильная, а все, кто был тогда ребенком, совсем не могут судить о происходившем.

За прошедшие двадцать лет, и в особенности за последние три дня, многие выступили со своими воспоминаниями в бесчисленных телефильмах, посвященных октябрю 93-го. И от всех выступлений – одно только ощущение. Все эти люди врут, и до исторической правды никто из них просто не дорос. Никто не расскажет, чьи же были снайперы. Никто не возьмет на себя ответственность за абсолютно нескоординированные действия обеих сторон. И один только Ельцин, которого я, по преувеличенным слухам, так ненавижу, взял на себя ответственность. Да, в 05:00 4 октября 1993 года он издал указ № 1578 «О безотлагательных мерах по обеспечению режима чрезвычайного положения в Москве». Он принял решение расстрелять первый и последний настоящий парламент в России. С его точки зрения, это было сделано ради появления в стране новой Конституции и для предотвращения большего кровопролития в городе. Он применил силу в тот момент, когда огромное число людей в погонах разошлись по разным сторонам и открыли неконтролируемый огонь куда попало. Военные понимают только силу. И она была применена. Нам врали и врут все участники тех событий. Не врал только один. Борис Николаевич Ельцин. Он, может быть, и враг, но только он – достойный враг.

Я не знаю, что бы мы получили, не будь указа №1400 – и нет, мы бы точно не получили Макашова, не он был там главным. Зато я знаю, что мы получили. Уничтожение минимум на тридцать лет перспектив появления парламентской республики. Абсолютную президентскую власть. Безграничную власть Конторы, добившейся реванша, две тяжелейшие войны в Чечне, новости о том, как мальчики, сидевшие за одной партой с девочками в белых колготках, погибают сотнями в сбитых из гранатомета транспортных вертолетах, полное и, скорее всего, окончательное уничтожение российской науки, «движение» Global Russians, состоящее из номенклатурных деток, чьи родители рассказывают о духовных скрепах, уничтожение судебной власти, попадание в следственные органы исключительно троечников, да и вообще страну троечников во всех социальных институтах и продолжающееся уничтожение России. Я знаю, что в качестве общественного защитника со мной в одном процессе сидит Дмитрий Борко – один из фотографов, который запечатлел в те дни, как москвичи слонялись около Белого дома в момент его расстрела. И времена в какой-то мере изменились. Теперь москвичи уже совсем ничем не интересуются. Возможно, это и к лучшему.

Мне говорят, что если бы победили Руцкой и Хасбулатов, то было бы еще хуже. Но я не знаю, куда уж хуже. Потому, скорее всего, мне предлагают выбрать их двух зол. И так был бы кошмар, и иначе он был бы. Значит, и выхода из этой истории нет никакого. Но выхода нет, а вывод есть. Российский народ очень любит рефлексировать о том, что было, очень любит ждать момента мести за свои обиды и унижения, очень любит жить прошлым, а не будущим. Жить тем прошлым, которого никогда не было. Российский народ готов смотреть программу с Соловьевым, одетым в красный френч, где сидят люди, которых он, народ, видимо, никогда не забудет. Обсудить, что же народ будет делать через двадцать лет, работать исключительно на будущее, российский народ пока не готов. Оставьте уже Гайдарочубайса в нафталиновом шкафу. Придумайте что-нибудь свое.