Иллюстрация: Энди Уорхол
Тбилиси не желает отставать от других мировых столиц, поэтому там тоже состоялась акция против засилья иммигрантов и ущемления прав коренного населения. Партия «Национальный фронт» и «Национально освободительное движение Грузии» вывели на центральные улиц сотни сторонников и потребовали от властей ввести ограничения на въезд мигрантов из Азии и Африки. «Мы требуем ужесточить контроль с такими странами, откуда возможно распространение терроризма и венерических заболеваний. Если власти продолжат бесконтрольную визовую политику в отношении мигрантов, грузины останутся в своей стране в меньшинстве», – возмущались протестующие.
Усилиями президента Саакашвили, превратившего туризм в главную индустрию страны и уравнявшего понятия «приезжий» и «турист», граждане большинства стран мира могут легко въехать в Грузию, оформив визу непосредственно на границе. Считалось, что все они тратят деньги и приносят пользу экономике. В результате люди с темным цветом кожи стали неотъемлемой частью городских пейзажей, тогда как двадцать лет назад поглядеть на них выходила вся улица.
Теперь последовала неизбежная реакция на эти изменения привычного уклада жизни. Ночью, после мирной акции против засилья иммигрантов и неспособности властей поставить перед ними барьер (что примечательно: грузинских чиновников обвиняют не в коррупции, как в России, а лишь в отсутствии политической воли), сотни молодых людей ринулись громить турецкие и иранские кафе в центре столицы (вот как это выглядело). За последние годы их в Тбилиси открылось великое множество, но так сложилось, что посещают эти места почти исключительно гости из тех же стран. То есть турки и иранцы.
Возможно, грузинам не по вкусу турецкая и иранская кухня, но есть и другие причины. Одна из них вызвала возмущение митингующих. «Эти кафе на самом деле бордели, куда завлекают работать грузинок. А грузинских мужчин туда не пускают, – сформулировал на митинге свои претензии к понаехавшим диссидент советской эпохи Ираклий Церетели – один из наиболее харизматичных и радикальных лидеров движения 1988–1991 годов за независимость Грузии. – Если грузин хочет зайти, ему говорят: ты грузин, ты не зайдешь. А грузинкам – всегда пожалуйста, – возмущался Церетели. – У грузина на территории Грузии должно быть право всюду заходить. Но если это так не решится, мы выведем всех гордых людей из домов и разгромим все турецкое и иранское в Тбилиси. Мы православные люди, и выносить это невозможно. Такого не делали даже российские оккупанты».
«Грузия для грузин!» – вопила толпа в ответ. Затем активисты движения по освобождению страны от турецко-иранских борделей начали громить витрины и бросать внутрь файеры. Полиция не решилась активно вмешаться и лишь сдерживала толпу от слишком радикальных действий. На этот раз никто не пострадал – все владельцы и завсегдатаи кафе успели сбежать от православного гнева через задние двери.
Но какой бы шумной и эмоциональной ни была эта акция, в Грузии пока нет главной предпосылки для широкого антииммигрантского движения: выходцы из стран Азии и Африки, в том числе Турции и Ирана, несмотря на их растущее количество (по некоторым оценкам, до 3–4% населения), в данный момент еще не играют заметной роли в экономике и социальной жизни страны. Они не контролируют потоки товаров, услуг и денег в той степени, чтобы вызывать конфликт интересов социальных групп. Тем более новые этнические группы все еще не представлены в грузинских элитах, чтобы те, боясь конкуренции, пытались использовать националистический миф для разжигания «ярости масс».
Но процесс идет, особенно в приграничных регионах: значительная часть новостроек Батуми уже куплена турками, а большинство новых, наиболее конкурентоспособных магазинов в аджарской столице принадлежит им же. С учетом огромной безработицы, достигающей в некоторых грузинских городах 50 процентов, такой социально-экономический тренд в конце концов может привести к серьезному взрыву недовольства. И тогда очередная волна грузинского «национально-освободительного движения» может выйти далеко за пределы тбилисских проспектов Руставели и Агмашенебели, где много турецко-иранских кафешек сомнительной репутации. Чем это отличается от процессов, нарастающих в Москве? Только масштабом и уровнем зрелости проблемы. А по сути – ничем.