Фото: Alexis Prokopiev / twitter.com/aprokopiev

По окончании триумфального выступления главы СК Александра Бастрыкина в Сорбонне внештатному корреспонденту Slon удалось коротко побеседовать с ним вне стен аудитории. Разговор происходил буквально на бегу, но редакции кажется, что столкновение темных бездн сознания выдающегося юриста с натиском проживающей вне пределов России журналистки достойно внимания читателей. Каждое слово господина Бастрыкина ценно, поэтому короткую беседу мы решили привести без сокращений. Небольшое замечание: глава Следственного комитета был, скорее всего, немного выведен из состояния эмоционального равновесия предыдущей дискуссией в аудитории. 


– Вы бы о любви поговорили, а вам все уголовные дела да уголовные дела, – начал Бастрыкин. 
– О любви мы, безусловно, поговорим. Например, о любви к закону, Александр Иванович.
– А вы кого представляете? 
– Интернет-портал Slon.
– Замечательно! Столько гадостей про меня пишете! (Смеется.) 
– Нет, ну что вы... Лично я – никаких гадостей. Начнем, может, с не самого приятного вопроса. 14 ноября французская ассоциация ACAT (Ассоциация христиан против пыток) представила общественности доклад о пытках в России. Вы слышали что-нибудь по этому поводу?
– (Удивленно.) Простите, кто? 
– АСАТ. Христиане против пыток. 
– Нет, честно говоря, ничего не слышал про этот доклад (во время круглого стола представители французской стороны неоднократно ссылались на это исследование. – Slon).
– На прошлой неделе французский телеканал France 2 в программе «Envoyé spécial» («Специальный корреспондент») показал репортаж (документальный фильм) «В сердце современного ГУЛАГа» («Au cœur du goulag moderne») французских журналистов Мадлен Леруайе и Элиз Менан о пытках. 
– О пытках – где? В каком учреждении? В СИЗО? В местах лишения свободы? В полиции? В прокуратуре? 
– В основном в тюрьмах. Но там было все в кучу. Однако этот фильм вызвал широкий общественный резонанс. Вы видели это кино?
– Нет, я не видел этот фильм. 
– Может, вам задавали вопросы ваши коллеги по поводу этого фильма? Например, в ходе сегодняшнего круглого стола?
– Как вас зовут? 
– Надежда. 
– Надежда, приходите ко мне на два дня в кабинет, на мое рабочее место и посмотрите, какой объем информации я получаю ежедневно по линии только Следственного комитета. Вы не захотите работать ни в прокуратуре, ни в Следственном комитете. Я не слышал ни про эту организацию, ни про этот запрос и не видел этого фильма. Если у нас есть поводы и основания для возбуждения уголовного дела – и я их перечислил – и если эта организация считает, что где-то там были совершены преступные деяния, то пускай они направят запрос в Следственный комитет, и мы изучим и дадим ответ, есть там пытки или нет. Давайте мы сейчас на кого-то из присутствующих напишем, что он – педофил, и чего будет? Голосованием будем решать? Расследуем, пожалуйста! 
– Сегодня в ходе...
– (Перебивает.) Вот не надо, понимаете… Вы – молодые люди, вы начинаете жизнь, нигде особенно не проработав, кроме журналистики. Я вас немножко постарше, я сейчас не в упрек говорю. Я застал еще таких журналистов, когда подходит человек, который прошел определенный этап жизни, где-то позанимался, поработал, что-то испытал, пережил какое-то горе и большое счастье, он очень осторожно относится к формулировкам и вот таким заявлениям, что там кто-то написал, что это преступники и так далее...
– Я тоже очень осторожно отношусь и...
– (Продолжая.) Вы в колонии когда-нибудь были? 
– Нет, но я спрашиваю ваше мнение…
– Так вот, мой вам совет – просто сходите в колонию. Даже в самую хорошую. Начните с голландской тюрьмы. Там футбольное поле и бассейн. А потом съездите к нам. Вот походите, посмотрите, и тогда вы будете очень осторожно относиться к той информации, которая идет. 
– А я очень осторожно отношусь… 
– (Не слушает, продолжает говорить.) ...а у вас подтекст у всех...
– Нет, у меня – конкретно у меня был вопрос, и без подтекста.. 
– У большинства, я имею в виду. Не надо! И у вашего «Слона» тоже. 
– Я не большинство. Я – это я. 
– (Продолжает.) У вас есть презумпция виновности власти...
– У меня нет. В том-то и дело, что я...
– Да я не про вас лично, а про большинство журналистов, которые сегодня влияют на ситуацию.
– А я не отвечаю за большинство... 
– (Не слушая.) ...так вот, в 68-м году Франция испытала это. Перечитайте, пожалуйста, историю Франции. И вот потом французское телевидение показало замечательный репортаж про одного из тех студентов, 68-го года, он уже убеленный сединами. И его спрашивает журналист, вроде вас, молодая девушка: «Вот, господин, если бы вы сейчас, с вашим жизненным опытом и прочим, вы бы пошли на баррикады 68-го года, которые в корне изменили ситуацию во Франции? И не в самую лучшую сторону!» Вот если бы вы спросили меня: «Александр Иванович, вот вы были в Дагестане в пятницу. Как вам удалось так быстро вместе со спецслужбами ликвидировать господина Соколова, за две недели после теракта в Волгограде?» Почему вы меня об этом не спрашиваете?
– Хорошо, давайте я спрошу…
– Так вы же не спрашиваете!
– Я вас не спрашиваю только по одной причине...
– (Не дослушивая.) А вы знаете, что 38 человек спецназа на Кавказе погибло только за полгода, в Дагестане, и 180 тяжело ранено?
– Александр Иванович! Можно, я все-таки задам вопрос? 
– (Не слушая.) ...но вы спрашиваете меня про какую-то французскую организацию...
– Хорошо... Александр Иванович… 
– (Не слушая.) ...а спросили бы меня: а сколько осталось детей у того молодого человека, который погиб? Четверо детей у него осталось. Почему вы об этом не говорите? Давайте наберем Slon.ru и посмотрим, пишут ли они об этом… 
– Александр Иванович! Давайте я лучше задам вам следующий вопрос!
– (Не слушая.) ...или, например, если бы вы сказали: «Александр Иванович, а можно поехать с вами на Кавказ и описать образ, образ…»
– О! (С интересом.) А что, правда можно поехать с вами на Кавказ? 
– (Не слушая.) ...описать вам образ, образ... (В сторону, быстро.) Я вас не возьму с собой – там страшно, там убивают. 
– Господи, я была в Конго, не волнуйтесь! 
– (Понизив голос и уже без театральных интонаций.) Вот написали бы на «Слоне», что мы потеряли 13 молодых парней. Хотя бы одно средство массовой информации...
– Александр Иванович… А я хочу задать вам этот вопрос! 
– А я отвечу! Что хотя бы одно средство массовой информации написало бы очерк о нашем погибшем следователе… О матерях, которые остались...
– Замечательно! Так давайте я задам вам вопрос, почему... 
– (Не слушая.) ...о детях… а вы меня спрашиваете…
– Хорошо! (Перебив Бастрыкина) Александр Иванович, я все-таки задам вопрос. Насколько я понимаю, СК все-таки занимается серьезными делами...
– Да-да... (Кивает головой.) 
– Так вот, вам как руководителю Следственного комитета как кажется, в чем причина того, что общество узнает не о тех вещах, которые вы мне так жарко перечислили, не о реальных победах вашего ведомства, а чаще всего это идет паблисити вокруг «политических дел»?
– Вы меня спрашиваете? 
– Да! Я вас спрашиваю! 
– Так это журналисты делают, а не я, откуда я знаю...
– Может, это недоработка вашего пресс-департамента? 
– Я не знаю… Вам виднее... вы же не спрашиваете… я вам только что мастер-класс преподнес… 
– Вы задавали вопросы Владимиру Маркину [глава пресс-департамента], почему сложилась такая ситуация? 
– Вы спрашиваете, почему о нас плохо пишут, а вы спросите, кто пишет… 
– Нет, я спрашиваю про другое... 
– Вы сами подошли и сказали… А я сказал, что я не знаю... (Пожимает плечами.)
– А вы влияете на информационную политику вокруг СК? 
– А про кавказские наши потери вы писать не хотите...
– Почему «не хотим»? 
– Тридцать восемь жен и матерей остались вдовами... Давайте поговорим об этом...
– Давайте поговорим. 
– А знаете, сколько зарплату они получают? Гораздо меньше, чем вы здесь...
– Я вообще пишу в Slon за гонорары. 
– А почему кто-то пишет так, спросите у ваших коллег, у вас есть целые ассоциации... 
– А у вас есть целый пресс-департамент... 
– Потому что есть! Есть тенденция – и она совершенно четко прослеживается. «Мочить» Следственный комитет, если говорить русским языком. 
– А почему ваш пресс-департамент, господин Маркин с этим не борется? 
– Позвоните Маркину! 
– Так он же ваш подчиненный... 
– Ну позвоните Маркину… Он самостоятельный начальник управления, если к нему есть вопросы – вы как коллега с коллегой с ним пообщаетесь... 
– Почему «как коллега с коллегой»? Нет, он пиарщик. 
– Так. Все. Спасибо. 
– Можно еще один вопрос? 
– Нет, спасибо, вы меня не слышите... Как вас зовут? Еще раз? 
– Я вас слышу! Надежда. Я вас слышу! 
– Всего доброго, до свидания... Мне не надо этих обвинительных уклонов, не надо. 
– Александр Иванович, если говорить про фильм про пытки. Почему же Россия молчит в ответ на это? 
Глава СК молча проходит мимо и садится в автомобиль.