Фото: ИТАР-ТАСС / Сергей Фадеичев

Я пишу либо на русском, либо на английском. В зависимости от этого я обращаюсь к героям событий на одном из этих языков – люблю прямую речь, не люблю переводы. Однажды в киевском Доме профсоюзов, ставшем штаб-квартирой украинской оппозиции, я подошел к Арсению Яценюку и заговорил с ним по-английски. Лидер киевского протеста на глазах расцвел: ответил на все вопросы и в конце крепко пожал мне руку.

Вряд ли он запомнил, но чуть раньше я столкнулся с ним в толпе на Михайловской площади. У меня был включен микрофон, и я задал по-русски первый пришедший в голову вопрос: «Что бы вы сейчас передали российской оппозиции, которая вас поддерживает?» На лице Яценюка появилось выражение высокомерного сарказма. «Я пока говорю только с украинской оппозицией. А вам могу лишь сказать: держитесь, дорогие друзья!» – с комической театральностью произнес он под услужливое гоготание эскорта.

Не знаю, что я хотел от него услышать, но идеальной цитатой для так и не написанного текста стало бы: «Мы делаем это не только для себя, но и для вас. Надеемся на помощь и сочувствие. За нашу и вашу свободу!» Но, к сожалению, от мутных лидеров украинской оппозиции трудно ожидать вознесения к моральным высотам польской «Солидарности». На киевских демонстрациях я десятки раз видел студентов, прыгающих под кричалку «Кто не скачет, тот москаль», но лишь один раз плакат со словами «Россия, следуй за нами». Российского флага я не видел ни разу, хотя украинские флаги на московских митингах не редкость.

Поэтому хочется ответить Арсению Яценюку: «Ну и вы, чуваки, держитесь. Сами там как-нибудь». Но это было бы несправедливо по отношению к сотням тысяч участников протеста, которые это высокомерие не разделяют, как и по-настоящему не поддерживают своих случайных лидеров. Кроме того, величие лучших из русских демократов состояло в сочувствии к борьбе, которую ведут соседи. Едва ли не самая большая демонстрация в истории Москвы и России была в поддержку независимости Прибалтики после нападения на вильнюсский телецентр в январе 1991 года. А когда бы случилась украинская независимость, если бы в августе того же года москвичи не вышли на баррикады?

Впрочем, нынешняя российская оппозиция поражена таким же провинциальным высокомерием и деревенским национализмом, что и украинская. Если бы в аналогичной ситуации к Алексею Навальному подкатил украинский журналист – боюсь, ситуация бы повторилась. А от имперской красно-коричневой риторики многих оппозиционеров просто вянут уши.

Сиамское проклятие

Можно не сомневаться, что украинские протесты отзовутся в России – как еще большими репрессиями, так и ростом оппозиционных настроений. Киевское сегодня это неизбежное московское завтра.

Но и российская политика заходит в украинские двери без стука. Ведь беспрецедентная силовая акция против мирного протеста в Киеве – это именно она и есть, даже если эти действия не проводятся по прямому указанию Кремля. Многие на Украине уверены, что это кровавая инициация, которую Янукович пообещал пройти в обмен на жизненно необходимую ему финансовую поддержку России. Если Путин даст Януковичу деньги, поверю и я.

Очевидно, что украинские силовики работают по лекалам российских и белорусских коллег, активно пользуясь хорошо известными московским и минским оппозиционерам приемами. Их план легко читается. Протест будут долго и планомерно давить в разных частях города – они никуда не торопятся. В какой-то момент у людей иссякнут силы мерзнуть, не спать по ночам и биться с «Беркутом». Потом будет уголовное дело о массовых беспорядках, по которому посадят много случайных людей и будут обращаться с ними показательно жестче, чем с лидерами оппозиции.

Главным эпизодом этого дела станет бессмысленное уничтожение статуи Ленина сторонниками конкурирующей тоталитарной идеологии из ВО «Свобода». Встречался ли ее лидер Олег Тягнибок с Гиви Таргамадзе в контролируемой квартире? Роль Удальцова в протесте он играл и продолжает играть.

Только вот сработает ли этот план в Киеве, где людские ресурсы оппозиции несравнимы с московскими, – это большой вопрос. А также тест, который покажет, верно ли утверждение Леонида Кучмы о том, что Украина не Россия. А то вдруг Украина – это Россия позавчера.

Лично у меня так и не сложилось на этот счет определенного мнения. Иногда мне кажется, что Украина опережает Россию, а иногда – что это затянувшийся на два десятилетия российский 1992 год, который все никак не разродится нормальной постсоветской диктатурой. Скорее правильнее сказать, что две страны находятся в противофазе. Но я много путешествовал по юго-восточным областям Украины, которые составляют ее экономическое и демографическое ядро, и не верю, что Украина способна вырваться далеко вперед. Украина и Россия останутся постоянно конфликтующими сиамскими близнецами и через десять, и через 50 лет, если только Россия не изолирует себя до северокорейского состояния или если Украина не расколется по Днепру. К сожалению, не могу исключать ни того, ни другого.

Война миров

В день разгона киевского Майдана шведский министр иностранных дел Карл Бильдт написал в Твиттере, что на улицах Киева идет сражение между Европой и Евразией. Так же – в духе теории о столкновении цивилизаций – эти события видят многие в украинской оппозиции. Конечно, никто не обрадуется такой трактовке больше, чем Владимир Путин и его евразийствующие политтехнологи, которые создают карикатурных идеологических монстров, пока разум нации спит. Впарить бредовейшую идею знаменитому дипломату – это ли не успех! Трагедией Восточной Европы является то, что со времен холодной войны идеологическим обоснованием происходящих здесь событий занимается небольшая когорта геополитических мракобесов, заседающих в Москве, Вашингтоне и европейских столицах.

Кремлю выгодно пугать россиян злобными бандеровцами с их евросодомом: комплекс осажденной крепости – это психологический фундамент режима. Евросоюзу и украинской оппозиции такое видение мира только вредит, потому что отчуждает потенциальных союзников и создает лишних врагов – прежде всего на юго-востоке Украины, за который сторонникам евроинтеграции Украины придется еще долго и упорно бороться даже в случае успеха нынешнего протеста.

Когда всем еще казалось, что ничто не помешает Януковичу подписать договор об ассоциации, все тот же Карл Бильдт писал, что вслед за этим можно будет задуматься об «интеграции интеграций» – вовлечении России в экономическую и политическую орбиту Евросоюза.

Это совсем другое дело. Необходимость и неизбежность интеграции России – это слон в европейской гостиной, которого уже 20 лет никто не видит в упор, хотя уставшее от невнимания животное периодически затаптывает кого-то из присутствующих, а однажды своротило газовую трубу. Это понятно – лучше сразу повеситься, чем объяснять эту неизбежность избирателю, представления которого о России фантазийны и неадекватны.

Но тысяч и тысяч постсоветских трагедий можно было бы избежать, если бы россияне – как и остальные восточные европейцы – с 1991 года имели четкую, пусть и крайне отдаленную, европейскую перспективу. Тогда политические силы выстраивались бы относительно этой перспективы, а не возникающего в культурно-политическом вакууме бреда вроде евразийства, православного фундаментализма или популярного среди оппозиции либертарианства в духе американской «чайной партии». Потому что преимущество Европы во всех сферах очевидно. Можно сколько угодно пугать людей жутким экономическим коллапсом, но достаточно приехать в Афины, чтобы понять – дай бог нам всем такой отличный кризис.

Весь российский цинизм, обида на окружающий мир и шовинистическое надувание щек – это реакция проблемного подростка, которого выгнали из дома и не хотят пускать назад. Он огромен и страшен, бьет стекла и справляет нужду под дверью, но в принципе он всего лишь добивается уважения и, по возможности, любви.

«Кому вы там нужны, кто вас там ждет» – это главный и самый весомый аргумент, позволяющий бандитам и олигархам сохранять статус-кво, исключающий здоровую конкуренцию и прогресс. Если бы европейская перспектива существовала, если бы о ней постоянно напоминали лидеры стран ЕС, диспозиция была бы совершенно иной. Все те, кто сейчас пугает россиян ужасами Евросоюза, занимались бы совсем другой пропагандой, потому что такие люди первыми чувствуют смену силы притяжения. Что, собственно, и случилось с украинскими аналогами Киселева.

Что касается Украины, то ей в этом случае не пришлось бы стоять перед крайне тяжелой и совершено ложной дилеммой: Европа или Россия? Потому что не было бы тогда никакой евразийской химеры – тени исчезают в полдень.