Все фото: Марья Варва
«Так кто же нас задушит – Россия или Европа?» – спрашивает меня украинский таможенник на пропускном пункте Гоптовка, выяснив, что я журналист и был на киевском Евромайдане.
Граница находится в 40 километрах от полуторамиллионного Харькова, бывшей столицы и второго по величине города Украины. Формально она появилась 22 года назад, а до этого никогда не существовала – Харьков с момента основания и до объявления Украиной независимости находился в сфере влияния Москвы.
Эта граница разделила семью учительницы Юлии Клименко (имя изменено). Почти все родственники остались в ближайшей российской области – Белгородской. Но незадолго до распада СССР отец-военный получил квартиру в более престижном Харькове. Клименко представляет половину всех украинцев, которые – согласно опросу киевской Research & Branding Group – имеют родственников в России. Из них 28% – близких родственников.
В начале 90-х граница еще была эфемерной, и Клименко поехала учиться в Белгород, а потом устроилась в деревенскую школу с российской стороны, но совсем близко от Харькова, откуда ездила на работу. Деревня оказалась рассечена границей пополам. Школа отошла к России, а многоэтажка, куда в советское время поселили почти всех учителей, – к Украине.
По мере того как развод двух стран становился все осязаемее, граница превращалась в реальный барьер – и большинству учителей, включая Клименко, пришлось уволиться. Она нашла работу в Харькове, хотя жалеет, что не осталась в России. Там «жизнь лучше»: двоюродные братья разбогатели, возделывая полученные при разделе колхоза паи, и отстроили дома. Пенсия родственников старшего поколения в два раза выше, чем на Украине.
«Я больше тяготею к России», – отвечает Клименко на прямой вопрос о выборе между Россией и ЕС. Как и большинство украинцев (согласно различным опросам), она не считает Россию заграницей. Казалось бы, можно уверенно сказать, что такой человек безнадежно потерян для киевского Евромайдана.
Я завожу разговор о сальто-мортале, которое совершил украинский президент Виктор Янукович, когда отказался от подписания договора об ассоциации с ЕС.
– Ну это вообще, – говорит Клименко. – Знаете, тут у нас еще особое отношение к нашему президенту...
– Какое?
– Начнем с того, что все мы, бюджетники, активно участвуем в политических кампаниях, хотим мы того или не хотим. Вот слышите сообщение: «На площади Харькова вышли учителя и врачи». Знаете, как вышли? Нам позвонили и сказали: от вашего заведения 50 человек чтоб были на площади. Пятьдесят – это все, включая уборщиц и дворников. А у меня занятия и дочь в больнице.
Невыход, объясняет Клименко, будет означать снижение преподавательских часов и, следовательно, зарплаты для и так бедствующих людей.
– Вот какое у меня отношение к этому президенту, если меня заставляют демонстрировать поддержку, а в душе я его не поддерживаю? Я считаю его недостаточно образованным человеком. В общем, я ему не доверяю, – говорит учитель.
Выясняется, что при всем ее пророссийском настрое на прошлых выборах в украинский парламент Клименко проголосовала за партию Виталия Кличко, самого популярного из нынешних лидеров Евромайдана. Она считает его умным и волевым человеком. Но сейчас она разочарована и в нем: «Потому что меня никто не спрашивает, что я хочу».
На вопрос об отношении к киевским протестам Клименко начинает сочувствовать пострадавшим при жестких разгонах и возмущаться действиями милиции. Согласно опросам участников протеста в Киеве, разгоны и возмущение политикой Януковича – это первый и второй по важности мотив, выведшие людей на площадь. Евроинтеграция – на далеком третьем месте. Так потеряна Клименко для Евромайдана или Евромайдан потерял ее?
У нас и у них
Когда гуляешь по Харькову, город поворачивается к тебе то монументально советским, то центральноевропейским лицом. Это немножко Екатеринбург и немножко Варшава. Харьков был одним из важнейших индустриальных и интеллектуальных центров бывшего СССР. Здесь разрабатывались «умные» советские технологии, в основном для военных нужд. Заводы худо-бедно работают и сейчас, и в значительной степени зависят от российских заказов. В Харькове всегда были передовые вузы и жило много интеллигенции, в основном технической.
Местные политические эксперты любят говорить о дисциплинированном, «индустриальном» сознании харьковчан в противовес анархичному «сельскому» сознанию западных украинцев. В опросах люди чаще всего поддерживают мем «мы работаем, они бунтуют», а идеалом политика называют «крепкого хозяйственника, который делает дело».
Но, учитывая, что индустриальное сознание в других странах редко мешало рабочим участвовать в революциях, речь все-таки идет о его специфическом подвиде – советском, к тому же с особой, нероссийской, спецификой.
«Харьков – русский по сознанию город. Но это не значит, что к России люди здесь относятся с однозначным обожанием, – говорит пророссийски настроенный социолог Артем Литовченко. – Многие, при всем критичном отношении к Москве, считают ее столицей. Но за последние лет восемь, по нашим исследованиям, желания присоединиться к России стало намного меньше. Все чаще и чаще слышится словосочетание «у них», чего раньше не было».
По данным Литовченко и его коллег из Харьковского национального университета им. Каразина, 80% жителей города поддерживают интеграцию с Россией в той или иной форме. Впрочем, и евроинтеграция не вызывает у них отторжения – ее поддерживают не менее трети опрашиваемых. Но когда людей просят выбрать между интеграцией с Россией и ЕС, число сторонников европейского пути снижается до 17–18%.
Полагать, что восточные украинцы – это культурно-политический эквивалент жителей соседних российских областей, – это иллюзия. Они прожили 22 года в среде, весьма отличной от российской, выросло новое поколение взрослых людей. Здесь смотрят другое телевидение и читают другие газеты.
Как говорит (испытывающий искреннюю антипатию к Евромайдану) харьковский политолог Владимир Никитин, влияние российской телепропаганды невелико и со времен «оранжевой революции» продолжает падать. Подача украинской темы главными телеканалами России отталкивает местную аудиторию, хотя они и видят отфильтрованную международную версию. «Дмитрий Киселев издевался над Украиной и Януковичем, просто откровенно врал. Это вызывало отторжение», – говорит Никитин про печально известного российского, в прошлом украинского, телеведущего.
Кремль не перестает преподносить симпатизирующим ему украинцам неприятные сюрпризы. Например, в этом году, продолжает политолог, «настороженное отношение вызвала развернутая Россией в августе таможенная война – когда перекрыли упрощенный переход границы, якобы из-за ящура».
Восточный майдан
В центре Харькова – самая большая площадь Европы. Если киевский майдан прославляет своим названием независимость, то харьковский – более наднациональную ценность, свободу. Во время «оранжевой революции» десятки тысяч человек митинговали здесь в поддержку протестующих в Киеве. Среди них – в оранжевом шарфе – был замечен будущий мэр города Геннадий Кернес. Позже он порвал с оранжевыми и перешел на сторону Януковича. Когда в Киеве начался Евромайдан, Кернес распорядился огородить гигантскую площадь железным забором – якобы для установки новогодней елки. Под тем же предлогом власти первый раз разогнали протестующих в Киеве.
В результате площадь стала выглядеть так
На заднем плане – шедевр советского конструктивизма – здание Госпрома, а на переднем – оппозиционный пикет против введения чрезвычайного положения.
А если бы в Харькове вдруг случился аналог киевского Майдана, то площадь выглядела бы так
Фото: Сергей Козлов
На самом деле это концерт группы Queen в 2008 году. Фредди Меркьюри уже давно нет в живых, но тем не менее на концерт пришел весь город. Заметим – не на группу «Любэ» пришел, а на икону западной поп-культуры, имеющую прямое отношение к тому, что российское телевидение теперь называет «евросодомом». Мечтал ли Виталий Кличко, что когда-то в Харькове его, вместе с идеей евроинтеграции, будут принимать вот так?
https://www.youtube.com/embed/E6VZK2uQxMQ
Каждый день после шести в нескольких сотнях метров от площади Свободы, под памятником Шевченко, начинает работать харьковский Евромайдан. Огромная фигура главного поэта нации грустно взирает на город, где украинский язык почти не слышен, хотя в 1920-е годы Харьков был столицей недолгого национального ренессанса. В обычный день это несколько сотен человек, но иногда толпа разбухает до нескольких тысяч. Это самый крупный Евромайдан в русскоязычной юго-восточной части Украины.
Многие из пришедших – студенты с западной Украины, которые учатся в Харькове. Остальные – харьковская интеллигенция, гражданские и партийные активисты.
На Евромайдане – открытый микрофон. Кто хочет, тот и выступает. Почти все речи произносятся по-украински. Многие из них заканчиваются традиционной для киевского Майдана и относительно нейтральной националистической кричалкой: «Слава Україні – героям слава!» Но когда толпа отправляется к площади Свободы, молодая девушка выкрикивает: «Україна – понад усе!» – «превыше всего». Лозунг подхватывают десятки голосов.
https://www.youtube.com/embed/5MW8h37U4xM
Как и в Киеве, харьковский Евромайдан организовали гражданские активисты. Но попытка мобилизовать студентов, которые поначалу были ядром протестующих в украинской столице, не удалась. «У нас в городе 220 тысяч студентов, – говорит один из организаторов Евромайдана Владимир Чистилин. – Но когда мы стали призывать к студенческой забастовке, поддержали только 80 человек».
Чистилин во всем винит мэра Кернеса, который держит город в ежовых рукавицах, ликвидировал независимые СМИ и зачистил оппозицию. Он также говорит о равнодушии людей и влиянии России: «Конечно, город русскоязычный, с русской ментальностью, находящийся в российском информационном поле. Много родственных связей. Многие люди не идентифицируют себя с Украиной. Говорят: ну нам же нужно как-то вместе с Россией».
По словам Чистилина, харьковский Евромайдан задумывался как европейская акция, без преобладания национальных лозунгов. Сам лично он хотел бы, чтобы больше речей звучало по-русски. Но получается то, что получается: харьковский евромайдан выглядит как митинг национальной диаспоры в равнодушном к ней городе.
Универсальная повестка
В пятницу один из видных деятелей киевского протеста, народный депутат Андрей Шевченко (не футболист) ретвитнул следующий пост:
Большинство из оставивших под ним комменты идею не поддержали. «А ты им хоть по-китайски говори, все равно большинству это, к сожалению, безразлично», – написал по-украински пользователь miA.
Судя по таким репликам, безразличие, как минимум, взаимно. Думает ли киевская оппозиция о русскоязычных юго-восточных регионах, население которых составляет более 25 миллионов из 46-миллионного населения всей Украины? И если думает, то что конкретно?
Политолог Никитин говорит, что есть несколько идеологических маркеров, по которым происходит политическая идентификация юго-востока: «НАТО не НАТО, Бандера не Бандера, русский язык и украинский язык». Евроинтеграция, по его словам, таким маркером не является.
Напротив, президент Янукович, украинские олигархи и их пропагандистские машины приложили много усилий, чтобы продать европейскую идею юго-восточному электорату. Проправительственные «антимайданы», в одном из которых участвовала учительница Юлия Клименко, по-прежнему проходят под европейскими знаменами и под звуки «Оды к радости» – гимна ЕС.
Маркером не является и сам президент Янукович, который не воспринимается как герой или носитель какой-либо внятной политической идеи. Его поддержка связана главным образом с отсутствием или скомпрометированностью альтернатив.
Из числа оппозиционных и представленных на Евромайдане партий реальной альтернативой может служить только УДАР Виталия Кличко. «Батькивщина» Юлии Тимошенко и Арсения Яценюка имеет в глазах избирателя четкую оранжевую окраску. Это создает заведомо предвзятое отношение.
Но и Кличко, и «Батькивщину» больше всего компрометирует союз с ультранационалистами из ВО «Свобода» Олега Тягнибока. Социолог Литовченко говорит, что одно его присутствие на трибуне вместе с основными лидерами оппозиции делает их поддержку невозможной: «Можно договариваться со всеми, кроме демонов. «Свобода» и есть демоны». Политолог Никитин высказывает популярную на Украине теорию: «Есть мощнейшее убеждение, что партия «Свобода» Тягнибока – это совместный проект СБУ и ФСБ для того, чтобы объединить и простимулировать электорат востока Украины».
«Свобода» – удивительный парадокс, потому что в Европе такие силы сделали ЕС главной мишенью ненависти и борются за выход из него своих стран. В Восточной Европе локомотивами движения в Евросоюз традиционно были «совковые» бывшие коммунисты. Языковые меньшинства тоже традиционно настроены проевропейски – ведь именно ЕС заставляет своих членов поддерживать двуязычие в ареалах их расселения. На Украине все поставлено с ног на голову, и это делает местную политику так похожей на российскую 1990-х.
Единственным политиком, сцепляющим Украину единой повесткой, был Виктор Янукович, пока он двигался в Евросоюз. Но в своей новой реинкарнации он стал изгоем в собственной столице и на западе страны. Решением не подписывать соглашение с Европой Янукович открыл себе дорогу в ад, даже если ему удастся пережить Евромайдан.
В случае победы оппозиции усилия Кремля, который начал признавать свою роль в создании кризиса, будут направлены на раскол Украины.
Но тут апатия юго-восточных регионов может пойти оппозиции на пользу. Никакого восстания на востоке не произошло ни после объявления независимости, ни после «оранжевой революции». Вряд ли удастся поднять кого-то и сейчас. Организованные властью «антимайданы» производят жалкое впечатление. Скорее люди отреагируют на свое продолжающееся отчуждение, проголосовав за очередного Януковича и его партию, и цикл «долгий застой/революция» продолжится.
Чтобы этого избежать, оппозиции отчаянно нужно выработать позитивную европейскую повестку для юго-восточных регионов. И такую повестку трудно себе представить без европейской перспективы для России, пусть и не такой скорой и близкой, как у Украины. Движение в Европу должно быть синхронизировано, потому что резать сиамских близнецов грязной бензопилой без анестезии – плохая идея, даже если близнецы ненавидят друг друга и постоянно дерутся.