Фото: REUTERS / Tatyana Makeyeva

На телеканале «Дождь» прошла пресс-конференция только что вернувшихся в Москву участниц группы Pussy Riot Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной.

Slon выбрал пять самых важных моментов в ответах девушек.

Что будет дальше

Алехина: Мы планируем создать структуру, которая смогла бы заниматься четко поставленными задачами в проблемных регионах. Мы будем искать людей, которые будут нам помогать: представителей общественных наблюдательных комиссий, которые имеют доступ к тюрьмам, могут просматривать документацию и общаться с заключенными. Главная проблема – низкий уровень коммуникации между ФСИН и обществом. Люди не представляют, что творится в колониях. Самое плохое, что большинству это неинтересно. Сейчас человек с судимостью – тот, от кого удобнее отгородиться. Люди вытесняют тюремную тему из своей жизни. Гражданское общество в этом не заинтересовано. Мы должны объяснить, почему необходимо заниматься тюрьмами.
<…>
Толоконникова: Мы уже начали заниматься этой деятельностью: в колониях у нас были связаны руки, но даже с помощью решительности и поддержки встреченных за решеткой самоотверженных честных людей и людей на воле мы смогли достичь некоторых изменений. После моего письма о голодовке из Мордовии мне приходили сообщения, что ситуация там действительно поменялась. По УДО стали отпускать быстрее, изменилось отношение руководства к заключенным. На них действует страх огласки и прозрачности.

Что происходит в колониях, примеры

Алехина: Лишая людей свободы сейчас, тюрьма ломает людей тем, что отучает их от этой ответственности: режим, работа, отношения сотрудников – буквально все последовательно сообщает вам, что вы себе не принадлежите. В том случае, если срок ваш велик, то вы рискуете выйти и потеряться. Когда я поехала в Комитет против пыток, мой адвокат рассказывал истории, когда выходит женщина из колонии и не знает, куда ей идти. Я говорю о людях, у которых есть жилье. Человек выходит неготовым к свободе. Неужели это та цель, которую преследует государство, когда говорит об исправлении?
<…>
Алехина: Одно из самых больших наших желаний – как можно быстрее получить доступ к осужденным.
<…>
Толоконникова: Важное направление – это культурная революция. Это то, чем необходимо заниматься в зонах. Нужно устраивать кружки, лекции, привозить режиссеров, которые набирали бы актеров из заключенных. Воспитательный процесс отсутствует как таковой.
<…>
Толоконникова: Есть сообщение от заключенной ИК-2, колонии для второходов: там людей убивают, но не заключенные, а представители администрации. Мы слышали рассказы о боксерской перчатке в кабинете начальника, о бруске со скотчем, которым бьют по рукам тех, кто неправильно шьет. Там есть девочка, которая страдает от того, что ее освободившаяся знакомая стала заниматься правозащитной деятельностью, ее подруга – Дубровина Виктория. Ее постоянно помещают в ШИЗО только за то, что ее подруга – правозащитница. Я надеюсь, что начальники колонии, увидев, что история приобрела огласку, перестанут это делать. Сейчас она в ШИЗО на 12 суток, и ее собираются переводить на строгий режим.

Алехина: Женщины живут в незапирающихся бараках. Строгие условия – это перевод человека в отдельный барак, чаще всего за забором. Эти люди фактически лишены возможности звонить, чаще всего администрация вешает им нарушения, именно когда подходит возможность звонить, раз в три месяца. У них прогулка, как в СИЗО, – часовая. Есть девушка в СИЗО Нижнего Новгорода, Ирина Сидоренко, я писала о ней в статье в New Times. Это как раз та девушка, у которой смертельный диагноз – цирроз, после того как ей несколько раз была подобрана ВИЧ-терапия. Вопрос о преступности этого деяния я оставляю открытым. Так вот эту девушку этапировали в СИЗО на моих глазах, она выглядела очень плохо, совершенно желтый человек с язвами, экземой, синими распухшими руками. Можно обратиться в судебные инстанции для того, чтобы ей дали умереть на воле, – возможно, ей еще удастся прожить какое-то время. Для этого нужно, чтобы учреждение подтолкнули к этому, но это возможно только через огласку. (Плачет.)

Источники финансирования и партнеры

Толоконникова: Мы не будем обращаться персонально ни к кому за деньгами.

Алехина: Тем более к Ходорковскому. <…> Мы хотим выставить прозрачную финансовую схему, она будет существовать за счет того, что дадут нам люди, которые верят в правозащитные меры. Это будет краудфандинг. Следить за расходованием средств будут Алексей Навальный, координатор проекта «РосУзник» Сергей Власов, бывший сотрудник ФСИН Владимир Рубашный.

Если не Путин, то кто

Мария Макеева: Кто мог бы заменить Путина?

Алехина: Это вопрос изначально неправильно поставленный, если мы будем ставить вопрос таким образом, что кто-то будет постоянно кого-то заменять... 

Макеева: После честных выборов, например? 

Алехина: Честные выборы не связаны с заменой. 

Толоконникова: Кандидатом, которого могли бы поддержать мы, мог бы стать Ходорковский.

Почему сразу не поехали к детям

Толоконникова: Лично мы никогда не упирали на наличие у нас детей, потому что это нечестно – просить милосердия из-за них. Мы готовы отвечать за нашу деятельность сами, и дети тут ни при чем. Мы остановились в Красноярске, чтобы обсудить новый проект. Наша жизнь плотно связана с ним, и мы чувствуем величайшую ответственность перед людьми, которые были втянуты в орбиту проекта. Некоторые из них чувствуют лишения и давление из-за него. 

Алехина: Если бы мы не провели эти два дня в Красноярске и не пришли бы к выводам, то мы бы здесь не собрались, потому что нам было бы нечего представить. Если так много народу нас ожидало, то мы обязаны оправдывать надежды. Мы сделали выводы в тюрьме, и наш опыт мы видим по-своему. Мы будем заниматься правозащитной деятельностью. Если бы сейчас из колонии вышли мужчины, вопрос о детях не стоял бы так остро.

Полностью расшифровку пресс-конференции можно прочитать здесь.