Сочи. Фото: EPA / CHRISTIAN CHARISIUS

Начну с главного признания: за все время пребывания в Сочи я не встретил ни одного человека, которому не понравились Олимпийские игры. Это совершенно не фигура речи. Уровень удовлетворения или восторга варьировался, но в той или иной степени они были абсолютно у всех. Предполагаю, что какие-то похожие чувства у современников вызывал свежепостроенный Петербург. Олимпийские игры ведь проходили не в Сочи и даже не в Адлере. Специально для них на зачищенной под ноль площадке построили город, в котором я бы очень хотел жить.

Там автобусы ходили часто и по расписанию. Там водитель не закрывал дверь, если видел, что ты бежишь к остановке. Он даже говорил тебе «здравствуйте» каждый раз, когда ты заходил в автобус. Там переодетые в форму Bosco полицейские вели себя тактично и учтиво. Им иногда было сложно улыбаться окружающим, но они честно старались. Там я дважды забывал штатив для своей камеры – в поезде и автобусе. Оба раза он оказывался у меня быстрее чем через полчаса, и все, что от меня требовалось, – это рассказать о своей проблеме стоящему рядом волонтеру и затем подойти к нему же через некоторое время.

Чего уж там врать, я до последнего момента не верил, что в Сочи все построят, и тем более,сделают это вовремя. Первый раз в Олимпийский парк я шел с хитрым прищуром, мол, где у вас тут активная стройка и покраска газонов солдатами срочной службы? А ничего этого не было, зато было очень красиво и совершенно непривычно для России чисто. Все эти открыточные картинки на фоне пасторальных гор на рефлекторном уровне убивали мысли о том, сколько все это стоило стране и тебе лично. Как при взгляде на красивую девушку психически здоровый человек, например, вряд ли будет думать, храпит ли она во сне. Наверное, через пару лет, когда половина строений будет стоять без дела, а в ледовый дворец «Большой» на матчи местной хоккейной команды придет семьсот человек, все будет восприниматься совершенно иначе. Но сейчас это было так, без возможности представить иное.

Финальным и важнейшим мазком для этой совершенно не российской картины были волонтеры. На Универсиаде в Казани, которую помпезно называли генеральной репетицией Сочи, они зачастую производили пугающее впечатление. Потерянные, суетливые, плохо говорящие по-английски. Примерно в половине случаев их помощь заключалась в том, что они вместе с тобой бродили в поисках человека, который действительно может помочь. Всего лишь через полгода – Сочи. Такой фантастической концентрации радостных и улыбающихся людей на квадратный метр я не видел нигде со времен первых митингов на Болотной и Сахарова. Они не просто делали свою работу хорошо. Они делали ее с любовью.

Хочется сделать какой-нибудь пафосный и оптимистичный вывод, но его нет. Потому что в этих идиллических декорациях все происходившее вовне виделось сквозь розоватую дымку. Я совершенно не уверен, что мы с волонтером смогли бы сохранить невероятную симпатию и взаимные улыбки, если бы обсуждали события на Украине или избиение Pussy Riot казаками, а не давали друг другу пять после победы Аделины Сотниковой. Теперь я знаю, что пусть гигантской ценой и всего лишь на две недели, но в одной отдельно взятой точке России можно создать что-то совсем на современную Россию не похожее. И этот факт сам по себе уже очень большая ценность и надежда.

Twitter научит тебя любить Родину

Олимпийские игры задумывались Владимиром Путиным как огромная духовная скрепа. Праздник, который должен был объединить и примирить виртуально рвущих друг друга на части сограждан. Идея «олимпийского водопоя», у которого запрещено нападать друг на друга и где в одной ленте Владимир Соловьев и Алексей Навальный могут одинаково сильно восхищаться церемонией открытия, а потом радоваться триумфу Аделины Сотниковой, работала, но только на локальных отрезках. В остальном Игры сопровождались интернет-боями различного масштаба и значения.

Любой критикующий, саркастический или хотя бы ироничный твит или пост из Сочи воспринимался как измена отечеству и грязный навет на святое. Такой ожесточенно-болезненной реакции я не помню в сети никогда и ни на что: ни на «анти-Магнитский закон», ни на Пояс Богородицы, ни на выборы мэра Москвы. Не нравятся очереди на биатлонном стадионе – «тут болеть за своих надо, а не обсирать все вокруг!» Задаешься вопросом о том, что вообще связывает Виктора Ана и Россию – «да Ан больше русский, чем ты, не трогай НАШУ победу, мразь!» Удивляешься тому, что Путин не поет гимн – «мы выиграли Олимпиаду, молчи, проклятый либерал!»

Олимпийские игры показали, что российской власти удалось воспитать огромное число людей, у которых на глазах не розовые, а черно-белые очки. В них нет оттенков, только строжайшая система «свой – чужой», в которой не может быть никаких исключений. Я веду активную жизнь в интернете, и поток однообразных оскорблений уже воспринимается на фоновом уровне, но в Сочи черный список принимал в себя десятки людей ежедневно. 

Очень показательный случай произошел с моей коллегой по спортивной редакции «Дождя» Машей Командной. Надо понимать, что людей, которые переживают за российских спортсменов больше ее, в природе не так уж и много. Эпический финиш лыжного марафона она встретила у экрана на коленях и после этого некоторое время не могла записать подводку к сюжету в итоговой программе, потому что натурально плакала от счастья. Когда Маша написала совершенно невинную колонку о Вике Уайлде и Викторе Ане и их мотивации выступать за Россию, в ее аккуанте в твиттере открылся портал в ад, где обвинения в госизмене были сравнительно мягким вариантом приговора на интернет-суде Линча. Этим людям, которых, к сожалению, пугающе много в России, не нужны пятьдесят рублей за пост или закон о защите чувств верующих в Олимпийские игры. Просто голая ненависть и минимальный повод – и они готовы распять любого, кого сочтут достойным этого. И это, по-моему, гораздо страшнее и опасней для страны, чем многомиллиардный распил на сочинской стройке.

Мутко как лучший чиновник России

Виталий Мутко теперь самый неприкасаемый чиновник России. По мотивам его работы можно издавать пособие «Как добиться фантастического результата, если есть безграничные ресурсы». Ожидать такого града медалей в Сочи не мог ни один человек, который имеет хоть какое-то представление об актуальном состоянии российского спорта. Охранители могут сколько угодно сотрясать воздух фразами вроде «скептики и либералы, умойтесь!», но сам министр спорта полгода назад был ровно таким же скептиком. «Третье место в Сочи будет огромным успехом», – сказал мне Мутко во время опустошительно триумфальной Универсиады в Казани.

Канадцы, чтобы выиграть домашние игры в Ванкувере, организовали централизованную программу развития зимних видов спорта Own the podium. В России же подготовка разбилась на много самостоятельных мини-проектов – слишком разной была ситуация в видах спорта. Например, двух лучших бобслеистов страны Александра Зубкова и Алексея Воеводу мирил лично Владимир Путин. Они почти год не вылезали с сочинской трассы и завоевали сразу два золота – в двойках и четверках. Зубков попутно снял проклятие с российских знаменосцев, которые никогда в истории не брали золото, а единственный в команде сочинец Воевода оставил медаль в столице Игр.

Для того чтобы превратить угасавшую корейскую звезду шорт-трека Ана Хен Су в трехкратного чемпиона Сочи россиянина Виктора Ана, пришлось потратить 900 тысяч долларов. Не было никаких гарантий, что Ан после тяжелой травмы вернется на прежний уровень (три золотые медали в Турине), но в него верили и терпеливо ждали. Ставка сыграла. Настоящей спецоперацией было создание пары Татьяна Волосожар/Максим Траньков. Волосожар заменили украинский паспорт на российский и поставили ее в пару к невероятно талантливому, но взрывному и своенравному Транькову. Тренировать их доверили непривычно спокойной и демократичной для российского фигурного катания Нине Мозер. Поначалу хрупкая, как карточный домик, конструкция за пару лет обкаталась и окрепла, а в Сочи прошлась по соперникам катком и в командном, и в парном турнире.

Выиграть Олимпийские игры без определенной доли везения совершенно невозможно: должно сойтись в пространстве и времени слишком много разных обстоятельств. Но ими тоже нужно суметь воспользоваться. Никто, разумеется, не мог предположить и запланировать, что неплохой, но не хватавший звезд с неба американский сноубордист Вик Уайлд влюбится в россиянку Алену Заварзину и женится на ней. Но это еще не гарантировало ни медалей, ни хотя бы того, что Уайлд окажется в сборной России. Вот как сам Вик емко рассказывал о разнице в подходах к спорту в двух странах: «В сборной США я ездил на этапы Кубка мира один. В России со мной ездит большая команда. Здесь у меня есть все условия. В США я бы уже давно был студентом, а не спортсменом». 

У спортивных болельщиков очень популярна поговорка «везет тому, кто везет». Виталий Мутко принимал в олимпийских проектах самое разное участие: где-то руководил в ручном режиме (бобслей), где-то курировал (фигурное катание, лыжи), где-то просто не мешал (шорт-трек, биатлон). Безусловно, ему очень повезло, потому что в любой момент что-то могло пойти не так. Этим спорт и отличается, например, от выборов. Олимпийские игры в Сочи тот редкий в России случай, когда чиновник свое везение полностью заслужил.

Триумф, которого больше не будет

Победу в медальном зачете и личный триумф Виталия Мутко категорически неправильно рассматривать как объективную оценку состояния российского спорта. Просто потому, что этот зачет выполняет самые разные функции: массирует эрогенные зоны имперского сознания, генерирует рекордный интернет-трафик, с ним просто веселее, наконец. Только состояние спорта в целом тут совершенно ни при чем. Простой пример: виртуальная Виктор-team, состоящая из Виктора Ана и Вика Уайлда, с пятью золотыми медалями заняла бы в неофициальном зачете восьмое место, опередив Австрию, Францию, Китай и еще пару десятков стран. Россия без них, кстати, была бы только пятой. Это подсчеты сугубо умозрительные, потому что, если добавить к российской команде уехавших из страны биатлонисток Дарью Домрачеву (Белоруссия) и Анастасию Кузьмину (Словакия), а также сноубордиста Юрия Подладчикова (Швейцария), получается ровно те же пять золотых.

Во всех торжественных речах об олимпийском триумфе обязательно скажут, что победы Ана, Уайлда и других будут стимулировать бешеный интерес к спорту. Это заявление вообще-то довольно спорное. Но даже если целиком принять его на веру, оно совершенно нереализуемо в российских условиях. Тысячам российских детей, которые, по логике депутатов, в ультимативном порядке потребовали бы у родителей записать их на шорт-трек или сноуборд, будет просто негде заниматься. Для этого нет ни секций, ни катков, ни склонов. А представить себе подростка, который мечтает быть бобслеистом, вообще довольно сложно. Это совершенно не значит, что Олимпийские игры не надо было проводить, а, например, тратить все на инфраструктуру и детских тренеров. Логика «или – или» тут не работает. Просто очень важно понимать, как российский спорт выдал этот фантастический для себя результат. 

Кто-то любыми способами продлевал свою карьеру, чтобы дотянуть до Сочи, а Юлия Липницкая, которой сейчас пятнадцать, рассказывала, что «с шести лет знала, что по возрасту попадает на этот турнир». Признаюсь, я недооценивал слова о запредельной мотивации российских спортсменов на домашних Играх. Для тех, о ком вспоминают раз в четыре года, это был абсолютно уникальный шанс искупаться в зрительской любви и деньгах. Для многих пара секунд разницы между третьих и четвертым местом решала, например, вопрос об обеспеченности жильем до конца жизни. В Сочи по максимуму использовались все виды легального допинга: натурализация спортсменов, идеальные условия подготовки и привыкания к домашним трассам, беспрецедентные, по мировым меркам, финансовые вливания. В Пхенчхане через четыре года этого уже не будет, и результат скорее станет средним арифметическим между ванкуверской катастрофой и сочинским триумфом. То есть примерно 6–8 золотых медалей, которые России и прочили перед Сочи.

Главное структурное изменение, которое нужно отметить и зафиксировать, – это серьезное расширение ареала зимних видов спорта в России. На последних победных Играх в Лиллехаммере в 1994 году команда строилась по принципу: биатлон, лыжи, фигурное катание и все остальные виды-где-мы-ни-на-что-не-претендуем. Собственно, ванкуверская катастрофа наступила, когда советский ресурс в этих видах совершенно исчерпался. Сейчас все было иначе. Спортсмены под российским флагом реально претендовали на медали практически во всех видах программы. В виде исключения лишь горные лыжи и отдельные дисциплины сноуборда. Объяснения предельно прозаичны: в России нет ни одного места, где можно было бы полноценно тренироваться, а привлечение иностранных спортсменов где-то не удалось (чемпион Сочи швейцарец Юрий Подладчиков так и не согласился выступать за Россию), а где-то не принесло никакого результата (выступавший до этого за Словению Алек Глебов не попал даже в двадцатку). Зато медали были завоеваны в видах спорта, о существовании которых в России многие даже не догадывались: могул, параллельный слалом-гигант в сноуборде, командная эстафета в шорт-треке.