Крым как верблюжий горб России

Вдруг Путин и правда задумался над местом в истории, а оно понятно какое: правил долго, расширил пределы.

Читал недавно историю Таиланда и Португалии. Кто правил коротко, того пролистывал побыстрее; кто долго, того запоминал: много чего успел свершить, эпоха. Как и тех, при ком менялись границы: нигде история не видна так наглядно, как на карте. Исключение – великие реформаторы, но они обычно тоже не быстро удалялись. 

Вот и нашу так будут читать. Кто помнит, какой там был при Екатерине курс рубля к фунту или к луидору? Не помним даже, луидор был или пиастр. А ставка по кредиту, а инвестиционный климат? А соотношение ВВП на душу населения в России и в Пруссии? Зато помним, что правила долго, своенравничала, меняла фаворитов, с европейскими государями общалась на равных, переписывалась с Вольтером, била турок, расширила пределы.

Народы, среди прочего, делятся на тех, которые почти всю историю жили в собственном государстве, и долго живших без него. Как животные у Борхеса – на разбивших цветочную вазу и принадлежащих императору. 

Русский человек гораздо больше украинца сконцентрирован на государстве, украинец – на нации. Для нации важнее песни, вера, гимн, язык – чтоб не засоряли чужими словами (как тщательно чехи выметали у себя немецкое), загадочный национальный дух. Народ без государства не ассоциирует себя с властью, с троном. А для народов государственных песни и даже язык второстепенны (персидская империя пользовалась чужим арамейским, русский гораздо больше наполнен заимствованиями, чем очищенный национальной интеллигенцией словенский), зато есть границы и территория – важнейшие признаки государства. Расширил границы, бил турок – вот и хорош.

Толкование притчи

Присоединяя Крым, Путин, однако же, думает не только о далеком будущем и посмертной славе, но и о близком: вступает в отношения не только с потомками, но и с современниками. 

Аннексия Крыма – самая действенная прививка от вестернизации и либерализации России. Лучший способ сохранить навсегда режим борьбы с врагами, сексуального суверенитета и государственной духовности. Теперь всякий раз, когда прозападная, проевропейская, открытая миру и современности сила будет в России стремиться к власти, даже просто оппонировать, народу станут напоминать: «Эти отдадут наш Крым». И народ, какой он есть государственный и державный, будет выбирать территорию: политическую и военную победу, выраженную в землях, городах, километрах побережья. Да, воруют и делят наше между собой, да, хотелось бы, чтоб вокруг больше доброты и порядка, да, утомили своими речами и молебнами – но другие-то Крым отдадут.

Только появится кто с современной, свободолюбивой программой, а ему тут же: «А что с Крымом?» И если отвечает невнятное – значит, юлит, не наш, отдаст, предаст своих, сдаст нашу победу. А если твердо ответит: «Не сдам!» – какой же он либерал и западник, ему ж на Западе все равно руки не подадут, только в перчатке иногда. Remedium amoris occidenti.

Присоединенный Крым – лекарство и против настоящей смены начальства вместо очередной рокировки. Якорь, который привяжет нас к российскому настоящему, которое на самом деле – прошлое.

Ведь действительно, перед любой либеральной, европейской силой в России будут теперь изнутри и извне ставить этот вопрос. И она должна будет ответить на него положительно и перестать считаться прозападной и европейской. Или – если отрицательно – потерять народную поддержку и шансы на победу. С присоединенным Крымом либеральные политики в России гораздо вернее превращаются в вечных маргиналов, а Запад теряет возможность любить Россию и Украину одновременно: только или-или и понятно кого.

Россия с Крымом обречена на то, чтобы навсегда остаться страной, противостоящей Западу: даже если в ней победит прозападная во всех остальных отношениях сила, состоящая из условных Кудрина, Навального и Капкова, а на их предвыборном концерте будут петь Земфира и Шевчук, – все равно и эта власть, и эта Россия будет восприниматься как антизападная, как геополитический противник, как adversary, потому что и она не сможет первым делом побежать и отдать Крым. Поэтому – а не потому, что не жалко родную русскоговорящую душу (душу жалко, если и впрямь страдает), – опасно брать Крым: он будет пробкой, которая заткнет кротовую нору в будущее, крышкой для консервов – закатали грибков на зиму, сидим жуем помаленьку, не ходим на совет нечестивых.

С отобранным Крымом Россия становится тем богатым верблюдом, которому не попасть в царствие. Верблюд очутился в евангельской притче не просто потому, что крупное животное – коню, волу или ослу точно так же трудно пролезть сквозь игольное ушко, а из-за визуализации этого богатства в виде выступающей части, из-за того, что собранное в виде горба богатство меняет гармоническую аэродинамику тела: вот он, накопил, торчит, а полезет – этим и зацепится, застрянет.

Крым может стать тем самым горбом, с которым Россия не пролезет в Европу, в западную цивилизацию, в глобальную современность, в будущее. Торчит, зацепится, застрянет.

Доказать, что не верблюд

Поэтому – парадоксальным, даже скандальным образом – если Запад хочет, чтобы в России все-таки пришли к власти силы современности – будущего, а не прошлого, надо отложить вопрос о Крыме. Даже если Путин его-таки заберет.

Если Европа, несмотря на все свои силы и обязательства, не сможет сейчас этому помешать, то не надо требовать этого первым делом от любого российского политика. У него сил не больше, чем у Европы с Америкой. Превентивно требуя от русских европейцев немедленно поставить все как было, Запад соберет очередной пул замечательных людей для интервью, но не получит людей и партий, способных рано или поздно прийти к власти мирным, безопасным путем.

Это ужасно обидно для украинцев, но в конечном итоге в выигрыше будут и они: Россия как часть западного мира, как часть современности важнее для Запада и для Украины. Это само собой, мирно и безболезненно снимет множество вопросов – как однажды уже сняло во второй половине 1980-х чуть ли не всю вражду мира. Если же требовать раскаяния в стиле львовского «Беркута», то вопросы вряд ли решатся.

Помните, Путин в 2001 году на слабо просился в НАТО: «Врешь, не возьмешь». Конечно, не взяли, все были в растерянности, а Прибалтика и Восточная Европа категорически возражали: не для того рвали цепи. А насколько сейчас меньше у всех было бы проблем, если б тогда не послушались их и взяли. 

К сожалению, сейчас Россия даже на слабо не просится на Запад. Мы теперь ему противостоим. Похоже, вот прямо на этой неделе заброшен даже главный путинский внешнеполитический проект, с которым он выступил с первых дней правления, когда я сам еще служил по дипломатическому ведомству, – безвизовый въезд для граждан России в Европу. А ведь если бы такой въезд уже был, была бы и возможность его приостановить – вызвав недовольство самых широких кругов самых активных граждан. Или он был бы прекрасным фоном, чтобы закрыть въезд проштрафившимся начальникам и энтузиастам противостояния. Но главное, Россия с безвизовым режимом, равно как и Россия в НАТО, была бы гораздо более интегрированной в западный мир страной. А бесконечное изматывающее упрашивание даже терпеливому человеку захочется прервать дерзким: «Нате». 

Европа возмущается: почему третья сторона – Россия – требует участия в переговорах, когда два суверенных субъекта – Украина и ЕС – договариваются об ассоциации. Но ведь в наших переговорах с Европой на тему виз все эти 15 лет присутствует третья сторона. Восточная Европа и особенно Прибалтика считают, что непедагогично дать русским право ездить в страны ЕС без виз раньше, чем Украине, Грузии и Молдавии, хотя для открытия границ всегда важнее всего была платежеспособность. Мы тут оказались в заложниках у граждан, правительств и экономик трех бывших советских республик и их союзников в Восточной Европе. Впервые в истории ЕС результаты переговоров об отмене виз с одной страной были поставлены в зависимость от отмены виз с другой и третьей.

Такая педагогика может подарить чувство глубокого удовлетворения некоторым восточным европейцам, но создает у них же самих под боком глубоко неудовлетворенных русских, которые в таком состоянии годятся для горького напоминания «мы же вам говорили», но во всех остальных смыслах совсем не хороши. Сейчас совершенно справедливо пишут, что отторжение Крыма, размещение в нем чужих войск может надолго, навсегда испортить отношения между русскими и украинцами. Но все последние 20 лет Европа всей сокрушительной силой своей политики и общественного мнения поддерживала чужие армии и отторжение территорий, которые русские, пусть по совсем не бесспорной привычке, но тоже считали своими: все-таки речь шла о столетиях в одном государстве, сроках, которые в самой Европе признаются сильным аргументом в пользу единства стран. И совершенно не задумывалась, что это могло испортить отношения между Европой и Россией и что надо как-то смягчить процесс и создать ситуацию общей победы. 

Помните в ницшеански неполиткорректном «Брате-2» реплику палящего во все стороны Бодрова: «Вы нам еще за Севастополь ответите» – это же за год до появления всякого Путина. Путин появился в ответ на злость, которую поймало это кино. 

Сама по себе эта злость излечена в острой форме сравнительным благополучием и гордыми проектами вроде Олимпиад и чемпионатов, теперь ее приходится искусственно раздувать и даже имитировать. Однако чем дольше Восточная Европа будет считать, что ее свобода возможна – как недавно выразился один восточноевропейский коллега, только на развалинах Кремля, – тем больше вероятности – прежде разрушения собственно Кремля – увидеть развалины в иных местах. А ведь это замечание не только опасное, но и исторически неверное: потому что вот прямо на памяти всех нас живущих и свобода в Восточной Европе наступила, и Кремль стоит. И это освобождение произошло в конце 1980-х, когда русские – кто помнит – совсем не были на всех обижены, а, наоборот, очень гордились и любовались собой.

Забрав себе Гонконг, Дэн Сяопин смог заткнуть консерваторов-догматиков: «Вот вам, глядите, что у империалистов отобрал, я ли не верный ленинец, патриот, поднявший Китай с колен? А теперь займемся рыночными реформами и открытием Китая миру». И догматики плелись делать реформы. Судя по всему, ничего такого В.В. Путин не планирует: забрав Крым, он собирается не избавиться с его помощью от людей из прошлого, а попросторней расположиться вместе с ними в настоящем. Однако, противостоя путинской антикварной империи, народы Восточной Европы, а с ними и Западной, не должны повторять ошибок противостояния советской империи, тоже застрявшей в прошлом: побеждать только ее, а не все, что живет и движется на этом месте.