Фото: EPA / ROBERT GHEMENT

Три года назад известный русский журналист приехал запускать крупный украинский медиапроект. Говорили бегло обо всем. У меня в руках был последний номер журнала «Корреспондент». Обложечная тема – цензура наступает. Мы быстро перешли на разговор «как с этим в России». Детали с годами стерлись, но я отчетливо помню, о чем сожалел мой будущий главред в тот первый вечер: раньше он не верил в диктатора Путина. Много лет казалось, что свободе слова в России не будет конца и мрачные картинки и прогнозы – это для красного словца и колонок. А потом свободы не стало, и Киев оказался подходящим местом для работы.

Несколько лет спустя мы с ним стояли на Майдане. Всю зиму. Он не говорил нам, украинцам: ребята, вы преувеличиваете. У него больше не было вопросов: зачем, почему сейчас, может, переждем? Он исправлял ошибку, которую сделал дома. В Киеве он победил. Говорил, что повезло с народом. Но таких, как он, даже среди отчаянных критиков Путина немного. Большинство из тех, кто не смогли, не захотели, побоялись вовремя помешать власти изуродовать страну, до сих пор убеждают себя, что все сделали правильно. Они упорно ищут недостатки в Майдане. Самое опасное, что из этого может получиться: власть Путина будет оправдана не Чуркиным, а интеллектуалами – красиво и многословно. Стоит ли повторять старую ошибку, на этот раз цементируя режим, который вовремя не удалось свалить?

Кто за эти месяцы не спорил со своими русскими (украинскими) друзьями о Майдане? Только те, у кого таких друзей нет. С теми, кто верит Киселеву, – разговор отдельный. Вариантов два: либо в сладких снах ты видишь радиоактивный пепел, либо – жидо-фашист-бендеровец. Именно «бендеровец», потому что так Путин говорит.

Вторая категория – единомышленники из Москвы и Питера, которые ходили на Болотную и сочувствовали раннему Майдану. Там им все было понятно. Был тупой и коррумпированный Янукович с командой бандитов, которые довели страну и людей до ручки. Был повод восстать – жестоко избитые в центре города студенты. Критиковать то восстание было невозможно даже при большом желании, которого тогда не было.

Со временем ситуация менялась. Майдан начал походить не просто на бунт против бандитов, а на национальное возрождение. Чем больше давила власть и чем безнадежнее казалась ситуация, тем больше люди цеплялись друг за друга, страну, историю. Это был ответ Януковичу и Ко, которые ненавидели украинское, и попытка близких по духу сплотиться вокруг важного. Флаг и гимн, который раньше пели только на уроках музыки и который звучал так своевременно, помогали отличить своих от чужих. Язык таким маркером не был. Майдан говорил на двух языках.

Даже церковь, которая в Киеве скорее для туристов, стала символом борьбы. Не из-за проповедей и попов. Просто это священники спрятали у себя студентов, которых, уже избитых, хотел задержать «Беркут». Священники закрыли двери и продержались, пока к Михайловскому собору не приехали люди. Никому не известный звонарь бил в колокола, когда ночью Майдан штурмовала милиция. С тех пор людей в рясах хорошо принимали. Они были своими, потому что оказались людьми, а не из-за названия патриархата.

Портреты Бандеры тоже появились не сразу. В Киеве к ним относились настороженно. Во-первых, тема Второй мировой и дедовских подвигов тут тоже культ. Во-вторых, Бандеру ненавидит восток, а к нему во все времена в центре относились как к капризному ребенку: привыкли успокаивать и уговаривать. В итоге Бандеру все-таки решили оставить. Украине есть за что ненавидеть советскую власть. Портреты героя немногих оставили внутри Киевсовета, но сняли с его фасада. Аудитория Киселева бесновалась. Непонятно, правда, почему. Бандера практически всю войну просидел в немецкой тюрьме и концлагере. Сталин убил десятки миллионов советских людей. Но с его портретами русские вышли на Первомай, а Бандеру прокляли.

Не на Майдане украинцы поняли, что они патриоты и сильная нация. Там они об этом вспомнили. Примерно тогда же прогрессивные россияне начали искать недостатки в революции. Почему? Частично на этот вопрос ответил Ходорковский на своей лекции в Киеве. Он много говорил о героизме украинцев, но каждый раз возвращался к тезису о близости «братских народов». Он утверждал, что мы похожи, а Майдан доказывал обратное. И дело не в гимне, флаге и языке. Культура, история, одна шестая часть суши за плечами у одних и бесконечная партизанская война за независимость у других – это разные вещи. Ходорковский говорил фразы, которые, казалось бы, должны были понравиться киевской публике: вы имеете право с оружием отстаивать Крым, как мы, русские, воевать за Кавказ. Но эта реплика разочаровала зал. Украинцам не нужны такие индульгенции и аналогии. Они сами слишком долго боролись за независимость и до сих пор сочувствуют тем, у кого это право отбирают силой. Эта прогрессивная для России идеология тут – очевидный империализм. Крым отпустили без больших сожалений не потому, что там плохой сервис. Он другой, в основном не украинский.

Разницу между двумя народами давно подметил и описал старик Кучма. Над его «Украина не Россия» часто шутили, а зря. Диалоги с русскими друзьями, критиками Путина, выглядят примерно так: «Начали хорошо, но у вас ведь теперь погромы. На домах евреев знаки рисуют». – «Конечно, рисуют. И первыми новая власть пометила премьера Яценюка, и.о. президента Турчинова и Коломойского». – «Вы же вчера сами бунтовали, а теперь мирных жителей востока угнетаете. Армию послали». – «Послали. Хотим закрыть магазины “все для сбития вертолетов”, а то мирные жители ходят туда организованными группами по 50 человек и буквально опустошают прилавки. Да и местные недовольны. Они этих магазинов не знают, и страшновато им с такими мирными жителями рядом». – «Вы сами восток угнетали, вот и результат. А вы массовые митинги на востоке видели? Так чтоб не второй Майдан, а хотя бы десять тысяч два дня помитинговали. Один назовите?» – «Да не Кремль это. Совсем свихнулись!» – «Конечно, не Кремль». «Шахтеры и простые, ущемленные бандеровцами работяги» ходят с калашами, проводят спецоперации и просят у «неизвестных» боссов Аксенова что-то противотанковое.

Вопросов еще много. Один знакомый блогер, который был на киевских баррикадах, написал, что России нужно искать другой путь, точно не такой, как Майдан. Хорошо бы. Майдан за пока призрачную свободу заплатил очень дорого. Сотни людей убиты. Десятки гибнут сегодня. В худшем случае тысячи погибнут завтра. Часть территории аннексировал сосед. Отжал, как гопник. Он же ведет признанную всем миром войну на востоке. Не классическую, к которой все привыкли. Современную, созвучную действительности, но войну. В украинских городах, где после победы Майдана все было мирно и спокойно, трупы каждый день, друзья учатся стрелять, покупают оружие, идут на курсы медсестер.

Войны тут, как и в России, никто не хотел и не хочет сейчас. Воевать с Россией – почти безнадежно. Но в этом и есть важная штука, которую нужно понимать про украинцев. Мы вышли на улицы, не надеясь на успех и не рассчитывая шансы на победу. Это как когда при вас трое насилуют девушку на улице. Можно просчитать ситуацию и пройти мимо. А можно влезть. Шансов остаться здоровым мало, но иначе невозможно. Нельзя попросить насильников остановиться или хотя бы прерваться, чтоб потом не мучиться, вспоминая неприятную картину. Раньше на слова не реагировал Янукович, теперь – Путин.

Украинцы влезли, а теперь им, сильно покалеченным, друзья из России покровительственным тоном говорят: что ж вы так? Мы вот прошли мимо. Уцелели. И насильники у нас представительные. Таких бояться не стыдно. Словом, сами виноваты. Мы умнее, историю знаем, помозгуем не спеша.

Вот только мозговать поздно. На московских улицах портреты Сталина и Берии, в интернете списки «врагов народа», татар опять собираются выселять из Крыма, и все это поддерживают 80% россиян. Не страшно, как на Майдане, когда все вместе – на врага. Страшно, когда вокруг десятки миллионов своих – враги.