Расмуссен: «Давайте признаем, что Россия теперь воюет гораздо быстрее и искуснее»

Сегодня в Лондоне генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен поделился с членами дипломатического клуба Chatam House планами организации на ближайшее будущее и повесткой следующего саммита альянса, который состоится в сентябре в Уэльсе. Генсек НАТО сказал, что располагает информацией о том, что Россия снова подвела несколько тысяч военных к границе с Украиной и, по его мнению, готовится к военной интервенции. В этом случае военной реакции со стороны НАТО не будет, но европейские страны и США уже готовы ввести дополнительные экономические санкции против России. 

В НАТО считают, что цель России – дестабилизация востока Украины и тлеющий военный конфликт там может длиться годами. Они не собираются призывать правительство Украины к защите мирного населения в юго-восточной части страны, потому что украинская армия не обладает для этого необходимыми ресурсами. Отвечая на вопрос об энергетической безопасности, Андерс Фог Расмуссен сказал, что, по имеющимся у него данным, Россия подкупает различные экологические организации, выступающие против добычи сланцевого газа, чтобы Европа сохраняла свою зависимость от российских энергоресурсов. 

– Глядя на то, что сейчас происходит на Украине и может произойти в других частях Европы, очевидно, что НАТО придется иметь дело с новым типом угроз, которые многие называют гибридными. Насколько альянс готов к этому и как он собирается на них реагировать?

– Для определения сегодняшних событий на Украине используют разные термины, но как бы их ни называли, то, что мы сейчас наблюдаем, – это сочетание скрытых военных операций с операциями информационными и дезинформационными. И для нас чрезвычайно важно быть готовыми ответить на подобные угрозы. Мы уже работаем над этим, эта тема будет обсуждаться на ближайшем саммите. И конечно, противодействие таким угрозам обязательно будет включать в себя активизацию сотрудничества и в рамках самого НАТО, и с другими международными организациями, потому что традиционных военных возможностей альянса здесь недостаточно. 

– Не кажется ли вам, что проблемы НАТО вызваны не только тем, что члены альянса выделяют недостаточно денег на оборону, но и с отсутствием политической воли? 

– Незаконные военные операции России на Украине ясно напоминают нам, что мы больше не можем воспринимать свободу и безопасность в Европе как что-то само собой разумеющееся. Поэтому нам необходимо выделять адекватные средства на укрепление нашей обороноспособности. К счастью, во многих странах мы уже видим позитивные подвижки в этой области. Латвия, Литва, Польша, Румыния уже приняли решение постепенно повысить размер оборонного бюджета до 2% ВВП. Эстония уже сделала это, несмотря на то, что она только недавно вышла из тяжелого экономического кризиса. Я уверен, что если это получилось у Эстонии, то другие страны – участницы альянса смогут сделать то же самое. И они уже этим занимаются. 

– Россия принимает решения быстро, а в НАТО вынуждены согласовывать свои действия со всеми участниками. Насколько эти промедления критичны для безопасности альянса и его обороноспособности?

– Действительно, все решения НАТО надо согласовывать с 28 странами – членами альянса, и это очень сложный процесс. Конечно, когда всего один человек принимает решения, это гораздо проще. Но мы добились серьезного прогресса в этой области: если в 1990-х на принятие решения по Балканам ушло шесть месяцев, то весной 2011 года мы приняли решение по Ливии всего за шесть дней. Это показывает, что мы совершенствуем наши процедуры и повышаем скорость принятия решений. Это непросто, у нас хватает противоречий, но когда возникает экстренная ситуация, все страны-участницы делают все возможное, чтобы принять общее решение как можно быстрее. Тем не менее мы не можем отказаться от главного принципа – консенсуса среди суверенных стран-участниц.

– Все выглядит так, что НАТО был ошарашен действиями России на Украине. Насколько НАТО сейчас способен адекватно оценивать и противодействовать новым угрозам?

– Мы извлекли много уроков из того, что произошло на Украине, и я должен честно признать, что Россия добилась огромного прогресса в проведении военных операций, если сравнивать войну в Грузии в 2008 году и операцию в Крыму в 2014-м. Они теперь реагируют гораздо быстрее и искуснее, давайте признаем это. И именно поэтому мы готовим план по обеспечению готовности. Я думаю, его название говорит само за себя. Также я хотел бы обратить внимание, что мы работаем над улучшением сбора и анализа данных, чтобы иметь лучшее представление о ситуации и быстрее получать информацию об изменениях в ней. Я не буду вдаваться в детали того, как мы теперь работаем, но уверяю вас, что мы подробно обсудили все наши ошибки. Более 20 лет мы воспринимали Россию как партнера, и нам надо было очень быстро перестроиться. 

После двадцати лет стабильности мы должны очень быстро перебросить ресурсы, чтобы быть готовыми к тому, что Россия теперь – угроза. Мы должны быстро адаптироваться к новой ситуации в Европе, главное – нарастить разведку в России сейчас. Мы долго не придавали ей должного значения, ситуация поменялась.

– Есть ли у НАТО планы ввести войска в Ирак, чтобы оказать военную помощь правительству?

– Во-первых, я жестко осуждаю насилие, которое мы наблюдаем в Ираке, ужасающие атаки, захват заложников. Вместе с Турцией мы призываем незамедлительно освободить заложников. Как известно, правительство Ирака запросило у одного из наших союзников военную поддержку, и это решение будет приниматься на национальном уровне. Но какое бы решение ни приняли на индивидуальном уровне страны – члены блока, любая военная помощь будет эффективной только при условии, что она будет сочетаться с политическими шагами правительства в Ираке. В правительстве Ирака должно быть представлено больше политических сил и интересов, чем сейчас. Мы не можем игнорировать тот факт, что одной из причин сегодняшнего всплеска насилия было то, что иракское правительство не учитывает интересы определенных групп иракцев.

– Если конфликт в Ираке напрямую затронет кого-нибудь из членов альянса, например Турцию, продолжит ли НАТО придерживаться своей политики невмешательства?

– Прежде всего, НАТО не получал от Турции просьбы о военной помощи. У нас прошли консультации, но пока блок не получает запроса, он не вмешивается. Мы не будем мешкать, если потребуется наша помощь, и сделаем все, чтобы защитить всех наших союзников, включая Турцию.

– Первоначально НАТО был создан для того, чтобы сдерживать экспансию Советского Союза. После распада СССР в альянс вошли страны, которые когда-то были союзниками России. Вам не кажется, что Россия может воспринимать этот шаг как провокацию? 

– Политика расширения НАТО – это не провокация против кого бы то ни было. Наоборот, все страны, включая Россию, выиграли от стабильности и безопасности, которую мы все эти годы обеспечивали в Центральной и Восточной Европе. Еще я бы хотел подчеркнуть, что мы не только расширяли НАТО, но и активно развивали сотрудничество с Россией. Уже в 1997 году, еще до первого расширения НАТО на Восток, мы подписали документы, закладывающие основы для сотрудничества между Россией и НАТО. Затем в 2002 году мы создали Совет Россия – НАТО, который дал возможность координировать наши усилия в области совместной безопасности. Пик нашего взаимопонимания и сотрудничества был достигнут в ноябре 2010 года на саммите Россия – НАТО. Тогда мы решили перейти к полноценному стратегическому партнерству между Россией и НАТО. 

Неверно говорить, что расширение НАТО на Восток – это какая-то форма агрессии против России. Наоборот, мы уже больше двадцати лет стараемся вовлечь Россию в конструктивное сотрудничество с нами. Кроме того, каждая страна может сама принимать решения в области собственной безопасности и вступать в те военные блоки, в какие захочет. Этот принцип изложен в документах ОБСЕ о европейской безопасности, которые подписала в том числе и Россия. 

Таким образом, любая европейская страна, которая согласна с принципами НАТО и может помочь обеспечивать безопасность в Европе, может вступить в альянс. И Россия не имеет права этому мешать, решение принимается на национальном уровне. Сейчас 28 стран, входящие в НАТО, объединены не против России. Нас объединяют фундаментальные принципы и наше желание построить в Европе свободное, мирное общество. Так что я совершенно не согласен с тем, что мы провоцируем Россию. Посмотрите на экономические данные, на инвестиции и торговлю, и вы увидите, что Россия получила огромные выгоды от той стабильности и безопасности, которую мы обеспечили в Центральной и Восточной Европе. Так что это в российских интересах, чтобы восточноевропейские страны присоединялись к НАТО.

– Как известно, Россия располагает не только серьезным военным, но и энергетическим потенциалом. Поэтому не думаете ли вы, что гораздо более разумными для Европы были бы инвестиции не в оборону, а в энергетическую безопасность, например в добычу сланцевого газа? 

– Энергетическая безопасность – это очень важный вопрос, но он не относится напрямую к тем проблемам, которыми занимается НАТО. Мы занимаемся защитой энергетической инфраструктуры наших союзников, но в первую очередь энергетической безопасностью должны заниматься в ЕС. Они должны думать об увеличении количества источников энергии. И конечно, более высокая степень энергетической безопасности подразумевает снижение зависимости от импорта нефти и газа из России. В целом источники энергии должны быть более диверсифицированы, что в том числе означает строительство новых нефте- и газопроводов, которые сделают Европу более независимой. Но и сам европейский рынок энергии должен лучше функционировать, чтобы один конкретный поставщик не имел возможности шантажировать целую страну. И конечно же, нужно развивать альтернативные источники энергии. 

Я бы воздержался от дискуссии об энергетике, но кое-что по этому поводу все-таки расскажу. Недавно я общался с нашими союзниками, которые показали мне доклады о том, что Россия активно взаимодействует с общественными организациями, экологическими организациями, которые ведут кампании против разработки сланцевого газа, очевидно с целью сохранить зависимость Европы от импорта российского газа. По крайней мере, я это так понимаю.