Ведущий программы «Прав?Да!» Павел Шеремет объявил на своей странице в Фейсбуке об уходе с Общественного телевидения России. «Гендиректора ОТР замучили письмами из администрации президента как бы с просьбой разобраться с сигналами общественности по поводу «русофоба» Шеремета, – написал он. – Поэтому я решил не подставлять новый и пока еще слабо стоящий на ногах телеканал и написал заявление об уходе». Анатолий Лысенко, генеральный директор канала, в свою очередь сказал ИТАР-ТАСС, что причина – истечение срока договора: «Срок договора истекает 3 августа, у Павла появились другие планы, связанные с профессиональной деятельностью. Но это не значит, что мы прекращаем с ним сотрудничество». Телеканал готов и дальше взаимодействовать с журналистом. От интервью Slon Анатолий Лысенко отказался, сославшись на занятость. О причинах ухода Павел Шеремет рассказал в интервью Slon.
– Мой уход не связан с конфликтами на ОТР, у меня нет никаких претензий к руководству, к непосредственным начальникам. Мой уход связан с конфликтом с сепаратистами и их покровителями в Москве. Хотя были люди на канале, я знаю парочку, которые постоянно стучали, писали доносы в разные инстанции на меня, пытались бежать впереди паровоза и проявлять упреждающую лояльность по отношению к властям и упреждающую бдительность по поводу моей деятельности.
– Куда они писали доносы?
– Как «куда», в администрацию президента. А может, даже в ООН. (Смеется.)
– Пан Ги Муну?
– Да-да. (Смеется.)
Были даже белорусы, которые жаловались тоже, из белорусского посольства все какие-то сигналы рассылали – им казалось, что я Батьку обижаю в каких-то программах. Но все это были локальные истории. В целом почти за год, за девять месяцев программы «Прав?Да!» у меня не было ни одной ситуации, чтобы мне говорили: вот этого человека не приглашайте, а вот этого приглашайте. Мы очень четко соблюдали формат общественного телевидения: ты должен предоставить слово и жуку, и жабе, и правым, и левым, и красным, и белым. У меня перебывали в программе почти все лидеры оппозиции. Вот только [Алексея] Навального не было и Pussy Riot. Две программы мы про Pussy Riot делали, их друзья постоянно участвовали, адвокаты, соратники.
– А почему не было Навального?
– Я вышел в эфир после московских выборов, так что мы ждали повод, и чисто организационно не получилось. Но [Евгения] Чирикова была, [Борис] Немцов был несколько раз, [Илья] Яшин был несколько раз... Мы сделали несколько программ про Майдан, которые были совсем не такие, как на других каналах. Однажды у нас была программа про Майдан, в которой участвовали только журналисты, которые были его свидетелями, – Матвей Ганапольский, Женя Фельдман... Специально я не звал никаких политологов-пустомель, никаких политиков-популистов, а только журналистов-очевидцев. В программе о Крыме, например, у нас были крымские татары, с довольно жесткой критикой действий Москвы. Словом, я хочу сказать, что никакой цензуры у нас не было, и никакого камня за пазухой в отношении ОТР и Лысенко я не держу.
А потом, когда уже война на Украине началась, тогда уже стали сепаратисты всякие письма посылать, из администрации президента начали присылать письма общественности как бы: разберитесь, вот нам коллектив какого-то колхоза написал, что Шеремет русофоб. Если бы Анатолию Григорьевичу было поменьше годков и было бы у него побольше сил, то, может быть, мы продержались бы дольше. Я видел, как он страдает, и не хотел увеличивать страдания. Несмотря на то, что он памятник, что его никто, кроме президента, тронуть не может, что он человек в авторитете, во всех смыслах этого слова, ему было тяжело – из-за давления со всех сторон, из-за этой истерии.
– Это давление было по поводу ваших программ?
– Ну да, что главный враг народа – Шеремет. Всякие письма писали, потом «Известия» выступили с развернутой статьей, что я русофоб (тоже ведь контролируемый вброс на вентилятор). Одновременно с газетой, кстати, был показан сюжет на НТВ – о том, что сепаратисты хотят наказывать журналистов «Эха Москвы» за предательства. Потом какой-то «русский фронт» стал рассылать письма украинским журналистам. Я решил, что пусть буду страдать я, а ОТР еще поработает. Пусть они найдут другой повод, но я не стану поводом зажать Лысенко в углу.
Это были элементы войны с ОТР. У ОТР ведь сложная судьба, и я подозреваю, что сейчас его хотят к кому-то присоединить, к ВГТРК или к какому-то другому госхолдингу. Он как шило торчит сейчас, как вставной зуб в системе госмедиа.
– При этом он все время просит денег и говорит, что закроется, если не дадут.
– Там дурацкая система финансирования. Хотели изначально создать совсем независимую систему, но не придумали ее. В Англии Би-би-си финансируют за счет налога, в Финляндии и Германии – за счет телевизоров. У нас не хотели ничего такого вводить, но не хотели и прямой строки бюджета, поэтому придумали какую-то дурацкую систему, когда ОТР берет кредиты у государства, беспроцентные... Я за девять месяцев работы так и не смог разобраться.
– Может, вам и не надо? Вы же журналист.
– (Смеется.) Да. Я особо не влезал в это, но знаю, что есть проблема. И такой вставной зуб, который хотят, что ли, совсем вырвать, чтобы ничего не выбивалось из ландшафта (сейчас ведь медийный ландшафт прекрасен: все такие стройные, такие одноцветные, абсолютно по команде прыгают, ползут, стреляют), а ОТР выбивалось, потому что Лысенко – памятник и на него трудно давить.
– Вы единственный на всем канале раздражали?
– Да, получилось так каким-то странным образом. Вообще, я удивился тому, что попал на канал. Был удивлен, что так долго мы продержались, было необычно. Канал только создан, зачем его топтать, если его мало кто смотрит? Нужно, чтобы канал расправил плечи, завоевал аудиторию... Но сейчас очень нервное время, и любое слово, сказанное поперек мракобесия, которое нас со всех сторон окружает, рушит всю систему. Ложь, которая выливается со всех каналов, настолько вопиюща, что одно здравое слово перечеркивает работу толпы этих пропагандистов. Их раздражает. Кроме того, мы работали каждый день, кроме субботы и воскресенья, программа выходила полтора часа. После того как мы начали так вещать, и [Владимир] Соловьев стал выходить каждый день. Людям нужен какой-то разговор.
– Павел, я вас не понимаю. Вам выламывали руки и заставляли говорить неправду?
– Нет. Просто из-за меня была волна давления на Лысенко – бесконечные письма, в какой-то момент его стали шантажировать мной, как я понял: если на его канале работает национал-предатель, русофоб, нанятый украинской хунтой, и бла-бла-бла... Они же не смотрят программу «Прав?Да!», им наплевать на Шеремета, они используют повод, чтобы атаковать канал.
– «Они» – это кто?
– Группировки в Кремле, как я понимаю, – там нет единства по поводу украинского вопроса. Это все разные люди, которые хотят прибрать ОТР, чтобы убрать повод, чтобы Лысенко уже не звонили каждую неделю, чтобы не присылали распечатки моих постов в фейсбуке и моих статей, например, в «Украинской правде»... Однажды мою статью там, например, прислали от Громова, с сопроводительным письмом.
– Имеется в виду Алексей Алексеевич Громов?
– Да. В апреле я написал статью о планах Путина, и это был первый скандал, безумный, когда Громов и прислал ее Лысенко для ознакомления, с какой-то сопроводиловкой.
– Которую вы не видели?
– Нет, не видел. Надо было, конечно, тайно сфотографировать и выложить в соцсетях. Но я такими вещами не занимаюсь. Что думаю, то и говорю, к сожалению. Может, надо быть хитрее. Когда я сидел в белорусской тюрьме первый раз, в 1997 году, в камерах была прослушка. (Шеремет провелтогда в тюрьме три месяца. – Slon.) И потом, спустя годы, чекисты, которые вели дело, сказали, что им это не помогло – прослушка совпадает со стенограммами моих судебных выступлений и личных с ними бесед. Думаю, я не типичный белорус. Может, я чукча в каком-то поколении? Говорят, что все на планете родственники, может, я – оттуда?
Я последовательно, постоянно выступал с критикой нашей политики по Украине, против этой войны, причем не в программе, я был связан своей профессиональной позицией – я был ведущим, не участником. У меня в программе были рожи, которых я на дух не перевариваю. Будь моя воля, мой канал, эти люди – негодяи, популисты, лжецы – за километр не подошли бы, но, к сожалению, среди них были депутаты Госдумы, очень популярные журналисты, политологи и чиновники. Поэтому я был вынужден давать им слово, мы, журналисты, должны давать слово всем, это наша работа. Так что иногда приходилось наступать на горло собственной песне. Но все равно под маской полковника скрывался уголовник (смеется), из-под маски ведущего «либераст» все равно прорывался.
Больше всего раздражали мои публикации в газетах и фейсбуке, распечатки моего твиттера приносили генеральному директору. Он на все это реагировал спокойно, философски, иногда меня журил, и у меня нет никаких негативных эмоций по отношению к Лысенко.
– При этом Анатолий Лысенко говорит, что у вас просто закончился контракт, и это причина ухода с канала.
– Я не хочу комментировать то, что говорит Анатолий Григорьевич, потому что степень моего уважения к нему высока. Я не хочу вступать с ним в полемику и дезавуировать его слова. У нас нет никакого внутреннего конфликта. Мой контракт заканчивается через два месяца. Я написал заявление по собственному желанию, и это мое решение. Анатолий Григорьевич предлагал разные варианты, чтобы я остался, но они, на мой взгляд, ситуацию бы не улучшили. В июне меня уже не было в эфире, мы решили: пусть я уйду в отпуск, спадет этот ажиотаж, эта волна мракобесия. Но волна не только не спала, а стала еще больше. Мне кажется, в нынешней обстановке на российском телевидении работать практически невозможно. И уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Работали вместе с Дымой Лысковым, таким настоящим коммунистом, православным хоругвеносцем, и получался баланс, я ведь либерал. Он – со своими левыми идеями, я – со своими правыми, вокруг – толпа беснующихся депутатов. Прекрасно! Так и должно выглядеть. Думаю, расставание с ОТР пройдет спокойно, мы не успели слиться настолько в экстазе, как это было с «Первым каналом», с которым я вырос. Я тогда не запил, не заболел...
– Из-за чего, напомните читателям, вы ушли с «Первого»?
– Формальным поводом послужила статья в газете «Ведомости». Называлась «Лукашизация России» (статья называлась «Оппозиция: Белорусские уроки». – Slon). Когда арестовали Гарри Каспарова на пять суток (Оппозиционер был арестован на Марше несогласных в ноябре 2007-го года — Slon.), я был настолько этим возмущен, что написал статью, в которой говорил: если не защищать Гарри Каспарова, то завтра сядут все – Немцов и так далее. Еще не все так страшно было в 2008 году, но я написал, что Россия идет по пути Белоруссии, идет лукашизация. Был жуткий скандал, чуть ли не профсоюзное собрание устроили, и я ушел спокойно.
– Профсоюзное собрание на «Первом канале»?
– Да, в той дирекции, где я работал: как я мог написать такую статью, я подставляю людей, у меня-то все будет хорошо, а вот люди, как же им кормить семьи? Это было в 2008-м, сейчас 2014-й. Люди, которым тогда нужно было кормить семьи, до сих пор на «Первом канале», у них все в порядке, никто не пострадал. Ну, у меня тоже все в порядке. (Хохочет.)
Мне уже тогда было понятно, что все в России будет мрачно. После Белоруссии меня ничто не удивляет. Мои российские коллеги еще в нулевых годах переживали каждое событие, такое как закрытие НТВ: не может быть, есть же какие-то пределы, границы... А я нудел, что никаких границ нет, пределов нет, и мы ужаснемся степени нашего падения. Не потому, что я такой умный или такой пессимистичный, просто все это я уже видел в Белоруссии. Мне казалось, впрочем, что разлагающее влияние гламурной буржуазии может остановить этот процесс, что сытая жизнь в принципе не подразумевает строительства концлагерей. Но я все-таки ошибся. На наши фантомные боли и комплексы советских людей упало нефтяное богатство, и мы решили, что реально крутые и всему миру можем показать кузькину мать. И все это в агрессивной форме. Если бы были победнее, так бы, может, себя не вели.
Это было тогда, в 2008-м, сейчас 2014-й. Кажется, что ужас. Но я продолжаю настаивать, что...
– Что это еще не он?
– Что это ужас, но мы еще увидим ужас-ужас-ужас. Бывают какие-то светлые пятна, впрочем. Вот на ОТР похулиганили, и спасибо судьбе за несколько месяцев интересной работы.
Последняя претензия была в том, что я взял подобострастное интервью у украинских карателей, интервью у командира батальона «Донбасс» и у командира батальона «Азов». Самое интересное, что негодяи и боты всякие на Украине, там тоже таких хватает, пишут, что Павел Шеремет задает профессиональные вопросы агента ФСБ нашим солдатам, поэтому не удивляйтесь, что сбивают наши самолеты и гибнут наши украинские солдаты. То есть там меня обвиняют, что я задаю вопросы ФСБ, а здесь – что подобострастные интервью с украинскими карателями. Что ты будешь делать...
– И что делать? На пенсию пойдете?
– Рано. Буду задавать профессиональные вопросы и делать подобострастные интервью, но уже за рамками своих трудовых отношений с государственным российским телевидением. Есть сайт, который я создал, – «Белорусский партизан». Еще что-нибудь создадим. Но от фуа-гра придется отказаться. Моя дочь все время меня за это критикует, говорит, что лишний вес – проблема. Придется ужаться, что делать. Вообще, проблема многих российских журналистов в том, что какая-то часть продала свободу за фуа-гра. И те люди, которые не смогли на черное говорить белое, испытывают похмельный синдром. Дурные деньги, раздутые зарплаты в олигархических медиа развратили многих. Абсолютно неконкурентная среда последних пятнадцати лет сильно расслабила, и очень трудно отказаться от походов в кафе «Пушкин». Ничего, ситуация отфильтрует настоящих журналистов от тех, кто играл в ролевые игры и изображал журналиста. Развратили еще договоры информационного сотрудничества, когда государственные медиа, муниципальные, от газет до телеканалов, заключали договоры со всеми: с мэрами, губернаторами, с ГУВД, больницами. Эти платят деньги, а те хорошо о них рассказывают, делают, как это называется, «позитивные сюжеты».
– Их и замминистра связи Алексей Волин советует делать.
– Да-да. И вот – ипотека, отдых в загнивающей Европе, где можно проехаться по Провансу с кривой физиономией, увидеть все их язвы, плюнуть в Париже с Эйфелевой башни и вернуться с чувством выполненного долга к своим нефтедолларам. Такое время, к сожалению.
– Это вы про себя тоже такое рассказываете?
– Нет-нет, я с Эйфелевой башни ни разу не плевал. Я в Европу езжу не за язвами, а за позитивными впечатлениями. К сожалению, благостное время нулевых, время благостных цен на нефть, мы зря потратили, в космос спустили, топили ассигнациями атмосферу.
