Глава Каталонии Артур Мас. Фото: Reuters / Albert Gea

Совсем недавно казалось, что кризис довел Западную Европу до того, что она стоит на пороге целого парада суверенитетов. Местечковые политики гремели речами об отделении, то там, то сям объявляли о референдумах, толпы на площадях махали малознакомыми флагами, а СМИ пугали публику картами Европы с десятком будущих новых государств. 

Но прошло всего несколько недель, и от всеобщей одержимости независимостью не осталось и следа. Референдум об отделении Шотландии потерпел неудачу, голосование о том же в Венеции оказалось убогим спектаклем, фламандские сепаратисты хоть и выиграли выборы, но согласились отложить независимость и поработать в бельгийском правительстве, а вчера сдались борцы за суверенитет Каталонии. Глава регионального правительства Артур Мас объявил, что они с коллегами посовещались и решили отменить обещанный на ноябрь референдум о независимости. Теперь в Западной Европе отделяться больше некому, закрепленные Второй мировой границы остались нерушимыми. 

Думали и передумали

Во всей этой вдруг поднявшейся пене независимостей именно каталонцы внушали больше всего опасений (ну или надежд), что у них может реально получиться если не отделиться, то как минимум устроить серьезную заваруху в давно спокойной Западной Европе. Все-таки в Шотландии соцопросы на протяжении десятилетий показывали, что у независимости там, конечно, есть 25–30% железобетонных сторонников, но подавляющее большинство шотландцев против отделения. Фламандцы и валлоны, при всей непохожести, двести лет как-то договаривались – договорятся и сейчас, тем более что лидеры Евросоюза в лепешку расшибутся, но не дадут распасться такому образцовому и символическому проекту франко-германского единства, как Бельгия. Сепаратисты Северной Италии всегда были популярны в некоторых кругах, но безнадежно маргинальны. Ну а всякая дребедень, типа трех с половиной борцов за отделение Корсики, Бретани или Баварии, – это уже совсем несерьезно.

А вот в Каталонии есть собственный живой язык, понятные границы, развитая экономика, гораздо более продвинутая, чем в среднем по Испании. Есть гора довольно свежих исторических претензий к Мадриду, а главное – миллионы людей, готовых ради каталонской независимости на активные действия. Ни в Шотландии, ни во Фландрии сторонники отделения не выстраивались в живую цепь длиной 400 километров, как каталонцы в сентябре прошлого года. А в этом году в гигантскую букву V в Барселоне выстроилось 1,8 млн человек – это когда во всей Каталонии население всего 7,5 млн. Плюс соцопросы, которые последние пару лет показывали быстрый рост числа сторонников отделения, доля которых стала регулярно переваливать за 50 процентов. 

Но власти Каталонии все равно отказались от ноябрьского референдума о независимости. Вместо него пройдет какое-то неформальное голосование, которое никого ни к чему не обязывает. Поучаствовать смогут все желающие, потому что списков избирателей там не будет. Так же, как не будет и официального государственного статуса. Уже сейчас понятно, что голосовать придут только стандартные полтора-два миллиона сторонников отделения, наставят крестиков «за» на уровне 99 процентов, а каталонское правительство потом будет трясти этими циферками перед Мадридом, требуя снизить им обязательные выплаты в центральный бюджет. Выплаты им, скорее всего, снизят, и страстная борьба каталонцев за независимость после этого бесславно затихнет на ближайшие лет двадцать. 

Трусливее норвежцев

Понятно, что региональное правительство Каталонии добровольно отказалось от возможности стать национальным и суверенным не из скромности. На них давили и из Мадрида, который наотрез отказывался признавать референдум, угрожая даже силовыми методами, и лидеры Евросоюза, которым хватает проблем и без подобных прецедентов с непредсказуемыми последствиями. Но это все равно не главное – в других частях мира люди за независимость готовы гибнуть тысячами, а этих угроза арестов испугала или выход из зоны евро. Главное и в Каталонии, и в Шотландии, и в прочих беспокойных областях то, что жители Западной Европы перестали видеть в национальной независимости какое-то благо, которое ценно уже само по себе. И они совершенно не готовы подвергать свое благосостояние даже небольшому риску ради такой эфемерной ерунды. 

Конечно, тут можно сказать, что это просто метрополии у них такие замечательные, что от них и отделяться не хочется. Мол, Кастилия или Англия – это вам не кровавая империалистическая Россия, которая высасывает из национальных окраин все ресурсы, унижает их национальное достоинство, зажимает патриотическое хоровое пение, ставит на каждом углу Лениных и всякими другими вредоносными способами не дает превратиться за неделю в Швейцарию. Но реальная практика отделений в Западной Европе говорит о другом. 

Норвегия отделялась от Швеции, а Исландия – от Дании уже в XX веке, и особых сомнений в преимуществах независимости у них не возникло. Хотя смешно говорить, что шведы как-то эксплуатировали Норвегию или зажимали норвежское национальное достоинство. Ничего такого не было даже близко, к началу XX века норвежцы пользовались полной внутренней автономией и благодаря Швеции только экономили на обороне и зарубежных представительствах. И тем не менее в 1905 году 85 процентов мужского населения Норвегии (женщины еще не голосовали) пришли на избирательные участки, и 99,95 процента из них проголосовали за отделение от Швеции. И норвежцев тогда совершенно не пугали ни трудности собственной государственности, ни возможные последствия шведской обиды. Мы же нация, не хуже других, как-нибудь справимся. 

А вот сегодняшних западных европейцев независимость пугает. Не так, чтобы очень сильно, но внушает некоторые опасения. Все-таки новые обстоятельства, новые риски – как бы чего не вышло. Возможно, сейчас мы живем и не совсем замечательно, но приемлемо, а там, в независимости, как все сложится – никому не известно. Да и вообще, что эта национальная независимость сама по себе может дать среднему избирателю? Не политикам, которые с местечкового уровня сразу взлетят на государственный, и не маргинальным голодранцам, которые за красивую мечту готовы отдать все, потому что им отдавать особо и нечего, а простому избирателю из среднего класса, которому и при независимости также нужно будет зарабатывать на жизнь, копить на образование детей и выплачивать ипотечный кредит. Откуда взяться чудесам? Неоткуда.

Слишком стары и богаты

Конечно, национальные ценности пока еще не совсем утратили значение для западных европейцев, но отошли куда-то далеко на задний план, безнадежно проигрывая личным. Участвуя в соцопросе, особенно во время кризиса, можно поворчать, что мы сейчас отделимся и всем покажем. Но когда дело доходит до реального голосования, то люди уже начинают всерьез задумываться и предпочитают не рисковать. В той же Каталонии в 2012 году глава местного правительства и лидер крупнейший сепаратистской партии Артур Мас насмотрелся на массовые демонстрации за независимость и решил объявить досрочные выборы. Рассчитывал, что сейчас-то лозунги за отделение точно дадут ему большинство. А в реальности вышло наоборот: результат его партии упал с 38 процентов на предыдущих выборах до 30 процентов. Потому что одно дело сходить повозмущаться на митинг против Мадрида без всяких последствий, и совсем другое – всерьез влезать в борьбу за независимость с неясным исходом.

Сепаратистские политики по мере сил пытаются что-то противопоставить такому буржуазному консерватизму своих избирателей. Например, и на шотландском референдуме, и на отмененном каталонском минимальный возраст для голосования был не 18, а всего 16 лет. Понятное дело, что шестнадцатилетних проще всего спровоцировать на авантюры, задурив голову рассказами про золотые горы после отделения. Но европейцы уже слишком старые, чтобы это сработало, – тут снижай порог хоть до семилетнего возраста, все равно в Западной Европе дети не переголосуют возрастных избирателей.

Вместо красивых и пафосных разговоров о национальной идентичности, которые в начале ХХ века проходили у публики на ура, теперь сторонники отделения делают основной упор на экономические аргументы. Рассказывают избирателям не столько про то, что наши-деды-воевали, сколько про дележ доходов от добычи нефти, несправедливое налоговое бремя, субсидии для других регионов. Но и это плохо работает. Слишком расплывчато и неконкретно. А вот необходимость вводить собственную валюту и все связанные с этим издержки – это уже конкретно. Так же, как конкретен выход, пускай даже временный, из единого европейского рынка или появление контроля на еще недавно административных границах. 

Средний европейский избиратель сейчас – человек уже немолодой и довольно зажиточный. Он как-то прожил значительную часть жизни в едином государстве, и прожил в общем-то неплохо, поэтому совершенно не расположен к лишнему риску и поискам от добра добра. Он проживет и так, без отделений, а красивые мечты о национальном возрождении оставит молодым и нищим.