«Черный декабрь» подвел черту под целой эпохой, которую будут с ностальгией вспоминать вместе с брежневским застоем, – эпохой «сытых нулевых». Политически она закончилась еще на Болотной в 2011-м вместе с восстанием среднего класса, экономически же – прямо сейчас вместе с падением рубля на экранах обменников. Среди прочего канула в Лету и одна из ее негласных скреп – общественный договор, объединявший власть, общество и россиян все это время: обещанное договором материальное благосостояние растворилось прямо на глазах.
Формулировка договора «сытость в обмен на отказ от претензий на власть» возникла в середине нулевых и постфактум закрепляла в общественном сознании причины сокращения демократических прав и свобод. Фактически посредством данного договора фиксировалось существующее положение вещей: конкуренции на выборах, да и самих выборов осталось мало, а уровень жизни вместе с ценами на нефть повышался. Этот договор нужен был для продолжения политической реформы, поскольку изначальные аргументы, а их было немало: преодоление дезинтеграции государства и приватизации власти, восстановление федеральной функции в регионах, повышение эффективности государства, введение диктатуры закона и прочие – к тому времени потеряли свою значимость: олигархи были разгромлены, регионы построены, и не осталось никого, кто бы сомневался в авторитете государства.
И вот всему этому миру материального благополучия наступил конец, а вместе с ним и старому общественному договору. Общий скепсис в его отношении был всегда, ибо материальное благосостояние, поставленное в зависимость от ресурсной конъюнктуры, – не самое надежное основание для такого рода договоренностей. Уже весной одним из первых о невозможности для власти выполнять общественный договор заговорил Сергей Гуриев. В то время казалось, что если кому-то и придется сокращать потребление, то никак не широким массам, для которых действие договора продолжалось в отличие от внесистемной оппозиции, с которой власть расторгла отношения еще в конце 2011 года. После введения санкций против России иллюзий в отношении старого и уже практически невыполнимого договора оставалось все меньше, а «черный декабрь» расставил все точки над «и» для неспециалистов в экономике.
Итак, старый договор исполняться перестал, и главный вопрос теперь – каким будет новый, кто станет его участниками и будет ли он вообще заключен? Последний вопрос касается в первую очередь власти: нужно ли ей брать на себя какие-либо обязательства в ситуации астрономического к ней доверия и отсутствия внятной перспективы в будущем? Однако если кто-то и заинтересован в такого роде негласном договоре, так это прежде всего власть, поскольку благодаря ему снимает с себя бремя избыточных финансовых обязательств, очерчивает новую линию политической обороны и закрепляет цели и смыслы новой жизни «по средствам». Подобные договоры всегда были на руку власти, и данный случай не исключение, поскольку в азартных играх с государством победитель известен заранее.
Что же касается нового договора, то при оставшихся на руках у власти картах возможностей у нее не так уж много.
Первый, самый банальный и несбыточный вариант – «потерпите – все вернется». Власть в этом случае действует по образцу кризиса 2008 года, не политизируя и обостряя ситуацию, а постепенно ее забалтывая. Такой подход соответствует распространенным на Западе представлениям о
снижении политической агрессивности гибридных режимов при снижении цен на нефть. Чтобы выполнить условия такого договора, Россия будет вынуждена начать снижать свою агрессивную риторику и приступить к сотрудничеству с украинским правительством в урегулировании ситуации в Донбассе, что,
судя по высказываниям Лаврова, уже отчасти и происходит. Попытка удержать ситуацию в рамках старого договора будет зависеть от договоренностей с западными партнерами и обстановки на валютном и сырьевом рынках. О реализуемости этого варианта говорить сложно, но не в силу объективных причин, а скорее из-за непредсказуемости стиля действий нашего президента.
Второй вариант – изоляционистский, военный и фактически гоббсовский: «жизнь в обмен на сытость». Гоббс ведь и описывал общественный договор как добровольный отказ граждан от части своих свобод в пользу государства ради собственной безопасности. Что-то подобное предлагают нам и сейчас: кругом враги, которые мечтают растоптать Россию, а потому мы должны, затянув пояса, объединиться ради спасения страны. И пусть угроза со стороны внешних врагов во многом вымышленная, давно известно, что ситуация, которая оценивается как реальная, реальна по своим последствиям. Усилиями пропагандистов реальность угрозы становится все более осязаемой. Граждане России помещаются при этом в некое советское безвременье, где-то между сороковыми и семидесятыми, когда враги сужают кольцо, надо бороться с ними и ради борьбы придется пожертвовать значительной частью своего благосостояния.
Но если в гоббсовском варианте в обмен на безопасность государство требует от граждан ограничения части их свобод, то в новом договоре, предлагаемом россиянам, они не могут расплатиться своей свободой, большая часть которой и так уже отошла государству. Значит, придется расплачиваться чем-то другим – своим благосостоянием. Про то, что россияне когда-то отдали в обмен на благосостояние свои политические свободы, умалчивается, ведь отношения в рамках договора «жизнь в обмен на сытость» и без того будут давать массу поводов для критики тоталитаризма в России. Стандартный трюк власти: забрать то, что когда-то сам дал, взамен не вернув при этом ничего.
Чем более явна угроза, тем легче жертвовать своим благосостоянием, и потому безопасность «коренных» россиян приравнивается к безопасности крымчан и жителей Донбасса, собственно, ради которых и предлагается затянуть пояса. Но надо понимать, что если речь идет о безопасности, если она ставится в основу общественного договора, то это неизбежно приведет к росту военных расходов и продолжению военных действий в Донбассе.
Для обеспечения выполнения условий договора со стороны государства ему нужен особый класс, с которым устанавливаются особые отношения – военные. С ними заключается договор совершенно другого рода: если простые люди жертвуют благосостоянием ради безопасности, то военные, наоборот, должны быть готовы отдать свои жизни в обмен на улучшение материального благосостояния. Государство продает нам свои репрессивные функции и способность мобилизовать людей на смерть ради его интересов. Причем это не единственный договор с привилегированными классами внутри государства.
Есть и третий вариант договора – «сытость в обмен на величие». При таком формате общественных отношений пожертвовать тающим на глазах благосостоянием предлагается в обмен на чувство национальной гордости, ближайшим поводом для которого является воссоединение с Крымом. Материальное благосостояние граждан, согласно договору, конвертируется в нематериальные ценности. Примерно об этом говорит и Бенджамин Фридман, с тем лишь различием, что нематериальные ценности должны развиваться не взамен, а вместе с благосостоянием граждан, во всяком случае в капиталистическом обществе.
Нам же предлагается социалистический вариант общественных отношений, когда нематериальными ценностями, какими бы они ни были, предлагается заменить ценности потребительского общества. Государство здесь ведет себя типично социалистически, воспринимая все вокруг как ресурс для себя и своих ценностей. И благосостояние граждан, которым предлагается пожертвовать, фактически оказывается кредитом: когда-то раньше, в сытую эпоху, государство выдало этот кредит гражданам, а теперь досрочно изъяло обратно. Современный российский патриотизм в этом смысле ничем не отличается от патриотизма советского. Вместе с договором на «идеологическое обслуживание» нам предлагают вернуть не только явно советскую систему ценностей, но и советский социально-экономический строй, в котором идеология превалирует над экономикой. По большому счету, россияне будут кормить государство в обмен на идеологию. Наверное, это справедливо при таком уровне ностальгии по величию СССР.
Любопытно отметить, что Крым и Донбасс в рамках обновленного общественного договора играют совершенно разные роли: первый является маркером национальной гордости, которая будет питаться Крымом еще долгие годы, в то время как второй – маркером безопасности и готовности пожертвовать собой ради «русского мира». И то, как именно объяснит Путин на грядущей пресс-конференции, ради чего россиянам приходится затягивать пояса – ради Крыма, ради Донбасса или ради борьбы с Америкой, – если таковое состоится, будет иметь очень важное значение. Крыму нужен мост через Керченский пролив, нужна инфраструктура, нужны отдыхающие с рублями – одним словом, деньги. Донбассу же – добровольцы, которые готовы пойти на смерть, и общество, согласное их туда отправить. В двух этих разных случаях государству требуется разный ресурс, что влияет, выражаясь юридическим языком, на предмет договора.
Впрочем, вариант «дайте то и другое» тоже нельзя исключать, пока неизвестно, на чем остановится Путин, какую модель отношений власти и общества предложит. Но вариантов у него не так уж и много, по большому счету – три. Либо сдать назад и работать над возвращением сытых времен. Либо продолжать идти в атаку против несправедливого и безжалостного мира под знаменем воинственного «донбасского» патриотизма или более умеренного «крымского». В любом случае все с нетерпением ждут от президента ответа на вопрос «ради чего» – не «почему» или «кто виноват», а именно «ради чего» россиянам придется затянуть пояса в новом, 2015 году. Он сам заинтересован в том, чтобы новый общественный договор был составлен при участии власти и вступил в законную силу, ибо в противном случае ему придется иметь дело со встречными инициативами, не самыми выгодными для него.
