Внезапный саммит. Что Олланд и Меркель делали в Москве

Проговорив пять часов, вышли ночью, ничего не сказав, но обещали продолжить в воскресенье. Намного хуже, если бы вышли, ничего не сказав и без продолжения. Постели для гостей не стелят ни в сенях, ни в девичьей. Гости уехали домой, думать.

Вот и ответ на вопрос, переговоры – это выкатывание из-под стола крупнокалиберных козырей или иногда похоже на мозговой штурм. Иногда – как вчера в Москве – похоже на мозговой штурм. Какие у кого под столом крупнокалиберные козыри, и так более-менее понятно, незачем их туда-сюда пять часов под столом катать, да еще с продолжением. Другое дело – придумывать, как их перековать на орала.

Встречались в формате, который Путин любит больше всего и считает единственно серьезным: с европейцами без американцев, без посторонних, без красивых правильных слов, только лидеры, с глазу на глаз. Циничный разговор серьезных людей, которые рулят миром. Но только так есть шанс от него чего-то добиться. Наших бесит, когда на встрече с глазу на глаз они слышат красивые слова: значит, опять хотят развести и кинуть. 

Дух и буква

Всего пару недель назад казалось, что Путин еще долго не сможет запросто встречаться с западными лидерами своего калибра, никто к нему не полетит, стакана воды не подаст, да и сам он никуда не поедет поговорить по душам, а только, как в Брисбене, на многолюдные встречи, где другие сбиваются стайками и замолкают, когда проходит мимо. Хотя и на многолюдные так невнятно звали, что он и сам не ездил – например, в Освенцим. Уже в странах Восточной Европы слетели старые барьеры и про русских наконец можно стало говорить то, от чего раньше удерживали принятые на западе Европы приличия: что Аушвиц освободили украинцы из Украинского фронта или что на День Победы нечего делать в Москве кому-то, кроме Риббентропа. 

И вдруг в медвежий угол дуплетом. Понятно почему. Внезапному саммиту предшествовало неожиданное возвращение войны в масштабах, близких к столь любезной нашим идеологам старой христианской Европе. Стороны бьют по городам из всего, что выстреливает, всем, что летает, и воздерживаются только от ковровых бомбометаний со стратегических бомбардировщиков. И то потому, что они есть пока только у одной из сторон и нельзя будет повторить любимое из русско-украинского классика: сами себя обстреляли. 

Чем ожесточеннее война, тем более далека она от европейского обывателя: потому что в Европе теперь такого не бывает, а где такое бывает – там не Европа. Тем не менее руководители европейских стран чувствуют некоторую моральную ответственность как за прежнюю летнюю кампанию, так и за нынешнюю зимнюю, совпавшую с годовщиной Майдана. Ровно год назад в эти дни обещали украинцам кисельные европейские берега, а реки теперь текут совсем не молочные, и у европейцев, как у людей чувствительных, свои кровавые мальчики в глазах тоже должны быть. У них-то на Руре не бомбят и птицы с самолетами спокойно перелетают Рейн в оба направления – не то что прежде. 

Расходящиеся тропки

Приезд глав единой Европы в Москву после столь же неожиданного и скоротечного набега на Киев означает, что при том плане, который у них есть, им нужно сначала уговорить Порошенко. Понятно, почему сначала его. Если прямо сейчас заключить мир, то какие бы условия этого мира ни были, предельно растревоженным и крайне неуверенным в своих правителях украинским населением он будет воспринят как поражение. То есть как очередная точка, когда, поворачивая налево, теряешь коня, а поворачивая направо – прогибаешься под Путина, а честь, как известно, дороже жизни. Заключить мир сейчас, на каких бы условиях он ни вышел, будет означать, что Крым и обширные угодья Донбасса, с бывшим миллионником и столицей востока Донецком, останутся вне пределов фактической досягаемости.  

Однако же все возрастающее число украинцев и европейцев понимают, что война пришла к своим нынешним эпическим масштабам именно потому, что каждый раз свернуть в сторону мира означало прогнуться под Путина, и поэтому Украина проходила одну развилку за другой, каждый раз сворачивая в сторону достоинства и войны. Прогнуться под Путина сперва было – начать переговоры на троих об ассоциации Украины и ЕС, потом отложить ее на время, разделить до осени власть с Януковичем, объявить второй государственный язык, обсудить вопрос о федерации, сохранить нейтральный статус, пропустить конвой, не брать с помощью полиции областные госадминистрации, не штурмовать армией Славянск, не биться до победного вот за тот город, то село, тот аэропорт. Именно так, как серия пропущенных развилок и поворотов в ту сторону, куда указывает флюгер национальной гордости, происходило втягивание Украины в войну, которую она теперь называет отечественной. 

Любой мир без победы обиден. Задача европейской дипломатии на высшем уровне – добиться, чтобы Украина не свернула в сторону войны сейчас, на очередной развилке. Но чтобы она поступила иначе, ощущение уступки Путину должно быть минимизировано, а для этого пасть Харибды на противоположном направлении не должна уж слишком чавкать и причмокивать. Строго говоря, желательно, чтобы до насыщения пасти вовсе не дошло: по усам текло, в рот не попало. Нужно предельно смягчить выбор между конем и головой, чтобы украинцы наконец заметили разницу. Растолковать людям с ружьями в Донбассе, что их возможности управлять собакой кончаются строго там, где начинается сама собака. И главное, убедительно объяснить президенту России, что вот это предел, что дальше он идти не может, что никакие объяснения «обстреляли потому, что нас обидели» не будут приняты, что дальше экономическая и личная катастрофа. Это трудная задача: потому что Путин в глубине души считает себя, свою страну и свой народ сильнее телом и крепче духом, чем европейцы, которые слабаки и все равно ничего не сделают, а значит, все держится на его воле не идти дальше и где он остановится, там и будет мир.

Священная война

На пятый день грузинской войны 2008 года Саркози эту задачу решил, но ему было проще. Силы были слишком неравны, у России был формальный повод открыто послать в дело свою настоящую армию, и это была армия, которая слушалась приказов, а не передач на «России-1». Для Грузии все кончалось тем, что уже потерянное становилось – неофициально – потерянным навсегда. А границы у потерянного уже существовали. В нынешнем же случае таких границ нет, войну давно не измеряют в днях, а погибших в сотнях – как прошлой зимой. 

Принадлежность воюющих к одной культуре хорошо заметна по тому, как быстро, с каким упоением обе стороны увлеклись образностью прошлой великой войны. И те и другие воюют не иначе как против вероломно напавшего в четыре часа утра коварного врага всего рода человеческого, такая война может быть только отечественной, до победного конца и, конечно, против фашистов, которые тут по обе стороны фронта. Ну а какая же отечественная война без «катюш», танковых сражений, партизанов, пускающих под откос, обугленных печных труб на снегу. Враги сожгли родную хату, ну а что вы хотели, и в прошлый раз так было. Потери пять тысяч человек – четверть всех жертв за пятилетний сербо-хорватский конфликт (пятилетку за один год) – не кажутся слишком большими: в прошлую-то Отечественную считали на миллионы. 

Однако скоропостижный приезд Меркель и Олланда показывает: происходящее для них – не отечественная война между Западом и фашизмом, как это видится из виртуальных окопов, а стыдный, досадный и опасный локальный конфликт, который надо остановить, пока можно. В настоящую-то Отечественную врага уничтожают, а не летят к нему в столицу. 

С миром желательно успеть до того момента, как американский Конгресс заставит Обаму или уже не Обаму посылать оружие на Украину, а с ним и квалифицированных специалистов, то есть пока не появился очередной Рэмбо с его сентиментальным: «Теперь это и моя война». Тем более что по западную сторону донецкого фронта много тех, кто именно и ждет этого момента, и потому против мира сейчас: вспоминают, как Рэмбо и санкции выбили шурави из Афганистана. Однако для этого в Кремле должен быть Горбачев, а этого неизвестно сколько ждать. 

Керри приехал в Киев одновременно с Олландом и Меркель, но не поехал в Москву. Для кружков местной комментаторской самодеятельности это означает, что Америка поссорилась с Европой. Для людей чуть менее самодеятельных – что у Америки и Европы согласованная позиция, в целом общий план мира, но Керри не хочет привозить его в Москву. Потому что при нашем диагнозе противопоказано, чтобы условия мира привез и диктовал «заокеанский гонец». Мы же тоже тогда не прогнемся, и никакого мира не будет. И еще это означает, что американцы смотрят на перспективы более мрачно, чем европейцы, но отпускают их попробовать. 

К сердцу через желудок

Момент попробовать, впрочем, подходящий. Если судить по социальным сетям – боевой дух на Украине силен, как никогда. А если по новостям, то нет. Вот президент объявляет мобилизацию. Минобороны предлагает закон, чтоб мужчины призывного возраста не могли разъезжать туда-сюда без справки военкомата. Министерство иностранных дел запрещает гражданам России въезжать на Украину без загранпаспорта в надежде, что и у нас в ответ поступят так же. А наши, против обыкновения, не принимают зеркальных ответных мер: пусть укрываются у нас от мобилизации, как чуть ли не сам сердечный друг авторши духоподъемных стихов про «никогда мы не будем братьями». 

Рада отключает не только российское телерадиовещание, но и кинематограф: фильм про чудо-юдо Левиафана все-таки запретили, но не там, где все думали. И тут же после этого – закон про возможность телесных наказаний солдат в действующей армии по решению младших командирских чинов. «"Помилосердуйте, братцы". Но братцы не милосердовали». Младшие командирские чины в наших армиях из одного материала, так что можем живо вообразить.

Украинские капиталисты из самых прежде воинственных предлагают: давайте проведем референдум про мир и, в случае чего, свой путь для Донбасса. 

Если судить по российскому телевидению, а также по военно-полевым уголкам и красным комнатам тех же соцсетей, боевой дух российского населения тоже высок, как никогда. Но, судя по разговорам – как это раньше называлось – в очередях, насчет мира стоит попробовать. Население гораздо хуже отдохнуло на этот Новый год, и не там, где планировало, и не то, что хотело, подарило родным и близким, и его пугают мобильные телефоны знакомых марок ценой в месячную зарплату и губернаторские предложения перейти на крапиву. 

Если судить по несгибаемым речам европейских и американских депутатов на заседаниях ПАСЕ, боевой дух европейского народа, его желание сдержать Россию и ценой своего обывательского благополучия привести Украину в Европу тверды, как никогда. Но в Греции, Испании, Франции прут к власти силы с ровно противоположным образом мыслей. А простые парижане огорчены не столько российскими контрсанкциями, плоды которых все равно уже с лета сгнили, сколько падением платежеспособности русских, а вместе с ними и украинцев. 

Украина же и без войны имела не так много шансов, а уж с войной – вовсе никаких стать тем, чем была заявлена, – европейской альтернативной Россией без особого пути, а с обычным восточноевропейским, и привлечь на него образумившихся русских.  

Слитно или раздельно

Кризис всех мирит, осталось воспользоваться моментом. Но что бы такое предложить? Несколько дней назад газета Financial Times рассказала, как Меркель была потрясена, когда Путин предложил ей мир по чеченскому варианту. Чеченский вариант – это как вы с нами, когда мы воевали у себя на окраинах, так и мы теперь с вами. Чечня осталась в составе России, но мы предоставили ей жить по ее собственным понятиям, и только платим в тамошнюю казну, строим небоскребы, переводим покой из сна в явь за счет федерального бюджета. Чеченские бизнесмены – важные люди в Москве и регионах, Рамзан Кадыров высказывается по вопросам федеральной внешней политики и внутренней нравственности. 

Пусть и с Донбассом так, пусть им руководит кто-то из бывших командиров – вот хоть Захарченко чем не жених, – а Украина платит через него Донбассу зарплаты и пенсии и за свой счет все восстанавливает, а если ей не хватит, пусть заграница поможет. Сам же Донбасс будет иметь голос в общеукраинских делах: борется против Бандеры и НАТО за русский мир и особый путь. То есть примерно то, на что Путин был согласен более-менее с самого начала, до большой крови. Но зачем тогда была большая кровь? Украина не согласится.

Говорят, что в ответ европейцы привезли приднестровский сценарий. Это когда формально, на карте и по всем документам, – единая Украина, но с фактически независимым Донбассом, который идет особым путем, но без киевских денег и без права голоса в общеукраинских делах. Живет на свое и на чужое, но не на европейское. Существует же как-то Приднестровье уже двадцать третий год.

По сравнению с чеченским сценарием приднестровский для украинцев – дипломатическая победа. Ведь в нем нет главного, чего хотел от Донбасса и прочей Новороссии Владимир Путин. Создать внутри Украины местность с правом отдельного голоса, с которой нужно будет советоваться по всем важным вопросам, вроде ЕС и НАТО. Но в остальном согласиться на приднестровский донбасс –  это ведь все равно оставить поле боя за противником, то есть прогнуться под Путина. Может, лучше опять свернуть туда, где горят кони и скачут избы. 

Миротворцы 

Есть несколько способов уговорить украинцев на мир. Рассказать о нем, что так избежали худшего поражения. Но это властям неприятно, это значит, они не справились.

Лучше продать его как отложенную победу. Мало ли было на свете временно победивших сепаратистских образований, от Хорватии до Шри-Ланки, а потом страна собиралась с силами и сбрасывала их в море, или что там вместо него.

Но тут не может не встать перед глазами призрак Грузии, которая именно это и попыталась сделать в 2008 году: поднакопить сил и сбросить. А тут русские миротворцы. 

Сама по себе тема миротворцев для украинцев не так уж и плоха. Ее можно предъявить как победу, если в их составе будут западные солдаты, а как без них. Вот они, желанные войска ЕС и НАТО на украинской земле. Но если будут солдаты ЕС и НАТО, то донецко-луганская сторона потребует российских. А этих не захочет Украина: из-за них в Грузии все так вышло, возник формальный повод для вмешательства России. Стояли бы какие-нибудь веселые голландцы, как в Югославии, и все бы получилось. Так что этих не надо. Об этом отдельно сказал Порошенко, после того как Олланд и Меркель двинулись в Москву: никаких российских миротворцев, хоть, по его же словам, там прямо сейчас целые российские армии. 

Что сидели пять часов и обещали продолжить – это хорошо: значит, есть о чем говорить. После Женевы и Минска не получилось, но сейчас все серьезнее. В конце концов, и Путину не хочется отмечать главный народообразующий праздник, 70 лет Победы, в компании одного Ким Чен Ына.

Судя по всему, европейские политики, а с ними и Путин, а с ними и Порошенко, настроены серьезно: хотят проявить не русскую добродетель очистки совести: «ну все же видели, что встретились и долго говорили, чего от нас еще хотите», а ту, которая у японцев называется словом «ганбару» – «сделал абсолютно все, что мог». У европейцев слова нет, а добродетель есть. Сделают, что могли, а дальше бог всем судья.