«Нефть убивает склонность к экспериментаторству и любым экономическим реформам»

Резкое падение цен на нефть, обнаружившее структурные проблемы в российской экономике, заставило многих говорить о поиске выхода из нефтяной зависимости и развитии конкурентных секторов экономики. В феврале Фонд Егора Гайдара проводит цикл из трех публичных дискуссий «Будущее экономики», посвященный российской экономике в условиях кризиса. В рамках цикла лучшие специалисты обсуждают, возможен ли сейчас для России выход из нефтяной зависимости, с какими проблемами предстоит столкнуться российской экономике уже в этом году и какие глобальные экономические тенденции стоит учитывать. В первой дискуссии приняли участие директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев, директор Института анализа предприятий и рынков НИУ ВШЭ Андрей Яковлев и старший научный сотрудник Института экономической политики имени Гайдара Иван Любимов.

Ресурсное богатство страны: проклятие или преимущество?

Ресурсная зависимость последние двадцать лет неизменно являлась предметом экономических исследований и гипотез – о зависимости от наличия в стране природного богатства экономического роста, политического строя, уровня демократии. Одна из первых работ по теме, авторства Сакса и Уорнера, доказывала, что в ресурсно богатых странах медленнее происходит экономический рост. Вышедшая почти полтора десятилетия спустя работа Алексеева и Конрада, напротив, была посвящена выявлению положительного влияния ресурсного богатства на подушевой уровень ВВП. Несмотря на отсутствие единства мнений, ресурсное богатство и экономический рост тем не менее всегда виделись взаимосвязанными величинами.

«Появление значительных сырьевых ресурсов вызывает катастрофические для экономики страны последствия в первую очередь там, где большой объем сырьевых доходов приходится на период резкого изменения в политическом курсе и в целом истории страны», – считает Владислав Иноземцев. Именно этим можно объяснить устойчивое развитие ресурсно богатых Великобритании, США и Норвегии. В случае же, когда выбору пути сопутствуют потрясения, результат может быть различным – успешное индустриальное развитие в Японии, Южной Корее и Тайване, и ресурсная зависимость арабских стран и Нигерии. «Нефть убивает склонность к экспериментаторству и любым экономическим реформам», – и этот путь был выбран также Россией.

Одним из естественных следствий выбора ресурсного пути является так называемая голландская болезнь, названная в честь Нидерландов, которые в конце 50-х годов обнаружили у себя и начали добывать газ. Общий механизм, запускающийся в таком случае, выглядит так: в страну начинается приток иностранного капитала, вырастает реальный валютный курс, трудовые ресурсы перераспределяются в пользу ресурсного сектора, продукция остальных отраслей дорожает, цены внутри страны поднимаются. С такой ситуацией столкнулись не только Нидерланды, но также Канада, когда там начался нефтяной бум.

Мировой опыт: как преодолеть ресурсную зависимость?

Выбор ресурсного пути и наличие природных богатств не всегда ведут к низким темпам экономического роста, история знает примеры успешного использования ресурсов. В частности, в свое время Великобритании в развитии экономики помог уголь, а США, бывшие к началу Первой мировой войны лидером в добыче значительного числа полезных ископаемых, сумели распределить ресурсы так, чтобы наладить снабжение местной промышленности и обеспечить ее дальнейшее развитие.

История последних десятилетий дает примеры успешного преодоления ресурсной зависимости. Ботсвана, чья экономика была полностью основана на экспорте алмазов, сумела провести такую макроэкономическую политику, которая позволила избежать потрясений при падении цен на алмазы на мировом рынке и сберечь средства при повышении цен. Параллельно страна смогла создать небольшой индустриальный сектор, а также сферу услуг и развить сырьевой сектор. Полученные средства инвестируются в систему образования. Несмотря на то что Ботсвана продолжает быть небогатой страной с характерными для региона проблемами (около 30% ВИЧ-инфицированного населения, большая степень неравенства и т.д.), она показывает неплохой результат на фоне своих соседей по Африке.

Другой пример преодоления ресурсной зависимости и развития конкурентных секторов показала Чили. В начале 1970-х годов, при власти Пиночета, около 70% всего национального экспорта страны обеспечивалось за счет меди, цены на которую так же, как сегодня на нефть, отличались большой нестабильностью. К середине 90-х годов доля меди в экспорте Чили снизилась до 40%, и сегодня во всем мире известно чилийское вино, а чилийское мясо экспортируется в США. Эффект был достигнут, с одной стороны, за счет постоянного развития сектора добычи меди и вкладывания средств в отрасли средних технологий, а с другой – за счет специфической формы управления компаниями и способности элит договориться и найти компромисс даже в ситуации острого идеологического конфликта.

Нефтяная игла России: можно ли выжить за счет ресурсной ренты?

Россия экспортирует 67% добываемой нефти, а доля нефти и газа в общем объеме экспорта достигает 60%. Известно также, что в 1987 году из Советского Союза экспортировалось лишь 18% добываемой нефти, а доля нефти и газа в общем объеме экспорта не превышала 22–23%. При этом, несмотря на явное нарастание ресурсной зависимости, особых изменений в объеме добычи нефти и газа не произошло. Именно это, по мнению Владислава Иноземцева, должно приниматься во внимание в первую очередь, когда речь идет о случае России. 

«Катар сейчас добывает приблизительно в 26 раз больше газа, чем в 1990 году. Казахстан добывает в 3,5 раза больше нефти, чем в 1990 году. Россия добывает столько же. Если мы хотим выживать как ресурсная страна, мы должны обеспечивать хотя бы прежнюю долю на рынке, – считает он. – По газу мы съехали примерно на 10 процентных пунктов за последние 15 лет на мировом рынке поставок, и это очень опасно, потому что мы фактически выдавливаемся с рынка». Если Россия и дальше планирует оставаться ресурсно-ориентированной страной, какой она является сейчас, ей стоит подумать об увеличении добычи нефти и сохранении места на рынке. Однако при нынешней эффективности того же «Газпрома» хотя бы по количеству занятых в нем людей по сравнению с мировыми нефтяными компаниями это представляется невозможным.

Похожего мнения придерживается и Иван Любимов, отвечая отрицательно на вопрос, может ли Россия и дальше развиваться исключительно за счет природных ресурсов. «Мы слишком большая страна для тех ресурсов, которые у нас есть», – считает он. России нужны или постоянно растущие цены на нефть, что выглядит малореальным, или постоянно растущая добыча ресурсов, что пока плохо получается реализовывать. Даже в том варианте, при котором Россия попытается повторить путь Саудовской Аравии, результат будет не очень оптимистичным: «Когда цены на нефть достаточно велики, например 60 долларов за баррель, на арабскую семью из четырех человек приходится 100 тысяч долларов в год. Это уровень Португалии. Когда цены на нефть падают до 30 долларов, то если добыть всю арабскую нефть и положить под 4%, уже будет получаться 50 тысяч долларов в год, и это уровень ниже Турции. В общем, быть Саудовской Аравией не так здорово».

Видение будущего: что мешает России преодолеть экономический кризис?

«Любая модернизация – это принятие передовых практик, то есть признание того, что модернизирующая страна не является лидером. Вся современная российская идеология основана на том, что Россия встала с колен, является лидером и мы хотим устанавливать собственную модель. Апология советского прошлого выводит нас к смотрению назад, в то время как модернизаторы всегда смотрят вперед», – именно это, по мнению Владислава Иноземцева, является основной проблемой на пути экономической модернизации России. 

Кроме того, российская экономика привыкла развиваться в условиях постоянно растущих издержек – на этой волне, обеспеченной нефтяной рентой, росла стоимость товаров, занятость, производство и экономические показатели. «Я люблю приводить пример с автоматом Калашникова, – говорит Владислав Иноземцев, – который абсолютно идентичен по своим потребительским свойствам, но закупался российской армией в 2014 году по ценам в долларах в 13,5 раза дороже, чем в 2000 году, при полном отсутствии изменений в потребительских свойствах». Таким образом развивались многие направления. 

По мнению Андрея Яковлева, важно учитывать, что в начале 2010-х годов российская элита потеряла какое-либо видение будущего. Если раньше, начиная с кризиса 1998 года, власть предпринимала попытки договориться с бизнесом и можно было говорить об установлении некоего подобия олигархического капитализма, то после «арабской весны» и декабрьских российских протестов 2011 года возможность диалога была утрачена. Немалую роль в этом сыграла и богатая историческая традиция силовых решений подобных противостояний. «В этой ситуации любые переговоры о том, чтобы в чем-то себя ограничить ради будущего, ради какого-то своего места и статуса в будущем, крайне проблематичны», – считает он.

Решение

Иван Любимов: «Нам нужно конвертировать наше природное богатство в какой-то капитал. Есть два выхода из этой ситуации. Первый – все добыть, вложить в какой-нибудь международный портфель и получать проценты. Второй – пытаться создавать в России какой-то индустриальный капитал. Я думаю, это неплохо, когда у нас произойдут какие-то изменения в политическом дизайне. Потому что если мы сегодня конвертируем ресурсное богатство в индустриальное и инфраструктурное, то в результате имеем сокращение совокупного богатства из-за коррупции, воровства, ужасного менеджмента и прочих грехов».

Владислав Иноземцев: «Экономику среднего уровня мы сможем развивать в условиях, если мы поставим перед собой задачи не столько уйти от зависимости, сколько стать первыми в мире эксплуатантами, разработчиками и задавателями норм, правил и стандартов в области разработки природных ресурсов. В этой сфере возможны колоссальные технологические успехи. Нефтедобыча является одной из самых капиталоемких отраслей в мировой экономике в принципе, и объемы инвестиций этих компаний в технологии гигантские. В данном случае, если мы хотим найти свое место в этой сфере, оно вполне достойно нас, и оно там есть. И эта та технологическая задача, которая может быть поставлена и может быть решена».

Андрей Яковлев: «Мне кажется, что любые попытки выхода надо на самом деле обсуждать в рамках поиска нестандартных институциональных решений. Я неслучайно привел пример Чили с десятипроцентной долей военных в ВВП и пожизненными сенаторами. Нам тоже надо думать о таких вещах. Надо пытаться прорабатывать варианты. Причем парадоксальным образом наша нынешняя изоляция может быть в чем-то даже в плюс в этой ситуации, потому что мы долгое время в 2000-е годы пытались имитировать институты, копировать то, что есть на Западе, вкладывая свое содержание. В итоге получалось непонятно что. А сейчас руки развязаны, но люди, которые могут предложить что-то работающее, до сих пор продолжают мыслить в рамках стереотипа – демократия, либерализация, приватизация и все такое».

Видеозапись и полный текст дискуссии можно увидеть на сайте Фонда Егора Гайдара