Девушки из Оренбурга, которые танцуют тверк, – это прежде всего странно и дико; ты чувствуешь неладное еще до того, как начинаешь раскладывать свои чувства по рациональным полкам. Ну то есть дело же не в том, что они попой трясут, – такого добра на любом музыкальном телеканале полно; но вокруг них еще ходит человек в костюме медведя, а цвета их костюмов неловко намекают на пчелиную раскраску, и это как бы фантазия на темы Винни-Пуха, и еще это происходит в неуловимо узнаваемых декорациях школьного актового зала – сочетание трясения попой и милой детсадовской виннипушности, собственно, и создает сюжет. У Барта в книге «Camera Lucida», описывающей свойства фотографии, был такой термин «пунктум» – содержащийся в изображении мгновенный резкий разрыв, смысловая стрела, которая пронзает зрителя насквозь. Этот укол странности и делает мем мемом: еще до того, как ты что-то про этот ролик понял, рука тянется к кнопке, позволяющей его расшарить, перепостить, поделиться с друзьями. Три с половиной миллиона просмотров за три дня означают, что ролик распространяется, как вирус эбола, его перепощивают с той же неизбежностью, с которой чихают; это физиологическая, не затрагивающая сознание реакция.

В этом нет ничего нового и удивительного, так устроен любой информационный вирус. Но русский мем, по обыкновению, особенно беспощаден: у одних рука тянется к кнопке «share», у других (абсолютно по тем же причинам) к папке с надписью «уголовное дело», третьим необходимо разъять этот мем, как труп, и увидеть в нем вызов и угрозу.

От лучшего русского фильма последних лет – словосочетание «рашка-говняшка»; от революции в соседнем государстве – фанатская кричалка

На окологосударственных радиостанциях уже обсуждают танец пчелок как «моральный вызов обществу», и дело не в том, что вокруг мемов разворачивается общественная дискуссия, а в том, что общественная дискуссия, кажется, уже полностью состоит из обсуждения мемов. От убийства датского жирафа до правомерности употребления слова «телочки» – дискуссии проносятся, как пожар в степи, из них не делается никаких выводов, не извлекается уроков, не создается какого-то нового консенсуса; после них не остается ничего, кроме выжженной земли и ощущения чего-то мерзкого, в чем ты невольно поучаствовал.