Журналист Андрей Бабицкий.

Журналист Андрей Бабицкий.

Коммерсантъ / Павел Смертин

Уволенный с «Радио Свобода» журналист Андрей Бабицкий запустил в середине июля сайт «Диалог», с помощью которого собирается освещать события в Донбассе и, как он сам говорит, способствовать общению местных жителей с Киевом. (На момент публикации этой статьи сайт, на котором выкладывались видео с дискуссиями в студии, оказался недоступен.)

Сайт Бабицкого тут же восприняли как проект, отстаивающий идеалы непризнанной Донецкой народной республики. Новость вызвала у многих удивление – ведь проработавший более 20 лет на «Свободе» Бабицкий известен на весь мир как непримиримый критик Кремля. В первую и вторую чеченские войны он имел доступ к террористам, представлял в репортажах их точку зрения, что раздражало власти в Москве. В январе 2000-го Бабицкий был похищен и больше месяца удерживался в Чечне. После кампании в СМИ и требований журналистского сообщества Бабицкий был отпущен – его обменяли на двух российских солдат, содержавшихся до этого в плену у сепаратистов.

Обмен Бабицкого на российских военнослужащих, находившихся в чеченском плену. 3 февраля 2000

Бабицкий утверждает, что новый сайт не будет официальным каналом ДНР. По его словам, речь идет о «дискуссионной площадке». Источники финансирования журналист не раскрывает, говоря лишь, что деньги на проект дают местные бизнесмены.

В интервью Slon Magazine Бабицкий рассказал о том, что его взгляды за все эти годы нисколько не изменились, что он по-прежнему настоящий либерал в отличие от тех либералов, которые подвергли его критике за поддержку присоединения Крыма к России, а теперь – за «телевидение ДНР».

– Что вас больше всего удивило из обсуждений вашего нового проекта?

– Да ничего не удивило. Я в такой ситуации, когда разные стороны по разным причинам видели во мне врага, оппонента, обвиняли меня в предательстве, оказывался неоднократно. В сухом остатке сейчас я на своей стороне, поскольку ни одну из сторон конфликта не приемлю. Словом, ситуация не очень приятная, но понятная и угадываемая.

– А ДНР? Не приемлет вас, ведь вы все-таки находитесь сейчас там, на их территории?

– Я у ДНР не спрашивал. Нет такого типажа, сведенного из многих элементов, которого можно спросить: «Ты меня принимаешь?» Думаю, что поскольку я понимаю интересы людей, которые здесь живут и отстаивают свои интересы, то – нормально [ко мне относятся], это органичная среда.

– Вы не встали на их сторону?

– Что значит «встал»? Понимаете, тут сторона-то очень дисперсная, много разных идеологий. Здесь есть русские националисты, есть монархисты, язычники. Я скорее на стороне населения, которое идентифицирует себя с определенной культурной традицией, связывает себя, условно говоря, с «русским миром» и борется за свои интересы, чтобы эта идентичность не пала жертвой политики украинизации. Вот это их право я поддерживаю, принимаю, в этом смысле я на их стороне.

– А с теми людьми, которые контролируют эту республику, с властями непризнанной республики, какие у вас отношения?

– Никаких. А почему у меня с ними должны быть какие-то отношения? Когда я работал тут в качестве фрилансера, брал интервью, делал какие-то материалы, это были отношения журналиста с местными политиками и чиновниками. Сейчас я занимаюсь своим проектом, и нет необходимости ходить с диктофоном.

– Это не опасно – быть там сейчас журналистом?

– В связи с тем, что идет война, конечно, опасно. Вы имеете в виду, не опасно ли, в связи с тем, что что-то сказал не так? Этой опасности я особо не вижу. Здесь работает огромное количество иностранных корреспондентов, которые совсем не поддерживают ни власти ДНР, ни население, которое избрало эти власти. В общем, недоброжелательно они относятся, скажем так, к народу Донбасса. Это недоброжелательство проявляется в текстах, которые они публикуют, в материалах, которые снимают, и никто за это их не преследует. Работают. Есть прецеденты – с «Новой газетой», но там журналист допустил неточности…

– В освещении?

– Да. Я не очень хорошо помню ситуацию.

– Вообще Павла Каныгина дважды уже похищали.

– Про первый раз ничего не знаю, а во второй его просто выдворили.

– То есть сам виноват?

– Там была ситуация, когда он снимал митинг жителей Октябрьского района, их претензии в адрес Захарченко и местных властей, и оттенки серого были сгущены до черного цвета. Я не поддерживаю, чтобы работа журналиста ограничивалась в связи с его взглядом на события. Не поддерживаю. Это все не очень приятно, но – военная ситуация. На Украине, насколько я понимаю, журналистам, чьи взгляды не совпадают с официальной позицией Киева, работать еще сложнее. Если их вообще туда пускают.

– Андрей, а вы понимаете, почему сообщение о том, что вы возглавили телеканал (хотя вы говорите, что это не канал, а интернет-проект)…

– …Это дискуссионная площадка. У нас не может быть телевидения, потому что нет средств и потому что не будет живой картинки. Скорее это формат интернет-радио, с включенной камерой. И мы не можем называться телевизионным каналом, потому что мы недотягиваем до его параметров. И идея у нас другая – не информировать, а дискутировать. Поэтому самое точное название – «дискуссионная площадка».

– Жителей Донбасса между собой?

– Жителей Донбасса с той стороной. Конечная цель – попытаться поговорить с той стороной, что они не правы.

– «Та сторона» – это официальный Киев?

– Более-менее. Но ведь и кроме официального Киева есть много людей, которые считают, что мятеж Донбасса следует давить военной силой.

– Так вот вы понимаете, почему люди так реагируют на сообщения о вашем проекте?

– Да, конечно. Меня всегда воспринимали как такого журналиста, которого путинская власть считает врагом, отъявленного, даже отмороженного либерала. Такую репутацию мне создали российские медиа. В реальности она ко мне большого отношения не имеет, но в эту репутацию поверили представители, условно говоря, либерального лагеря. И тут вдруг оказывается, что мои взгляды не вполне с этой репутацией связаны.

– Эта репутация была создана, я предполагаю, в связи с вашим похищением, с вашей вовлеченностью в чеченский конфликт и доступом к настоящим террористам…

– Я отстаивал интересы чеченцев в том смысле, что считал, что нельзя воевать так, как Россия воюет в Чечне.

– Не считали, что «российская армия возрождается в Чечне».

– Не считал, что «российская армия возрождается в Чечне». Я считал, что происходит человекоубийство. Колоссальное количество жителей Чеченской Республики пострадали, были убиты, и, убежден в этом, – абсолютно неправильно. Я не вижу отличий в нынешней ситуации. Здесь тоже гибнет гражданское население, которое сделало другой выбор, которое не желает мириться с политикой украинизации. У них есть собственные интересы, своя культурная идентичность, которую местное население очень ценит. А их за это пушками и танками. Взгляды мои не меняются, принципы остаются прежними, а наши либералы, насмотревшись российского телевидения, что-то себе напридумывали. В реальности картина другая.

– Словом, вы не либерал и никогда им не были?

– Я – абсолютный либерал! Я как раз считаю себя истинным либералом, который хочет демократии для всех. В том числе и для тех, кого условный либеральный лагерь считает «ватниками» и «колорадами», считая, что это человеческий материал второго сорта, связанный с советским прошлым, манипулируемый, безмозглый, не умеющий смотреть в прогрессивное будущее… А я считаю, что это не так, что это люди, вне зависимости от того, что их точка зрения не нравится либералам и их идентичность кажется им испорченной и поврежденной, имеют право на собственный выбор. Я абсолютно придерживаюсь этой системы демократических ценностей. Я готов предоставить право выбора всем, и никого за неверный выбор нельзя убивать, нельзя колошматить по городам, населенным пунктам из танков и пушек.

– А границы у Украинского государства вообще существуют? Имеет ли право Россия вмешиваться в этот конфликт?