Мужчина с плакатом «Крым это Россия». Москва.

Мужчина с плакатом «Крым это Россия». Москва.

REUTERS / Maxim Zmeyev

Практически во всех своих выступлениях президент Российской Федерации так или иначе говорит о суверенитете – политическом, экономическом, научном и технологическом, даже духовном; о том, что «Россия суверенитетом не торгует»; что в его соблюдении состоит гарантия успешного будущего страны; даже о том, что «стремление к духовному, идеологическому, внешнеполитическому суверенитету – неотъемлемая часть нашего национального характера». В унисон президенту пропагандисты повторяют, что в отличие от России многие государства в современном мире не обладают «подлинным», или «реальным», суверенитетом – называя в их числе порой и самые влиятельные страны мира, в том числе Японию и Германию (причем Европейскому союзу часто отказывают в суверенитете как «в целом», так и «по частям»; cм., например: Кокошин А.А. Реальный суверенитет в современной мирополитической системе. М., 2006). Подобная зацикленность на одном явлении невольно рождает желание задуматься: чем так гордятся наши лидеры и чего сегодня реально стоит суверенитет.

Оговорюсь сразу: речь далее не идет о том, что независимость государства не является ценностью. Быть свободным народом и жить под оккупацией – точно не одно и то же. Мы намерены поговорить исключительно о том, чего надо и чего, может быть, не следует добиваться современному государству и современному народу.

Суверенитет в его нынешнем значении появился одновременно с национальным государством в Европе. Оценивая это понятие, нужно иметь в виду три момента, крайне важные в период его возникновения. Во-первых, суверенитет закреплялся в противовес, с одной стороны, системе сложных феодальных отношений собственности/государственности и, с другой стороны, верховной власти папского престола, некоей «параллельной структуре» управления в Европе. Во-вторых, носителем суверенитета выступал правитель, или в лучшем случае политическая элита государства, но не народ. В-третьих, доктрина суверенитета оформилась в ту эпоху, когда основой богатства страны выступали ее природные ресурсы (прежде всего земля) и люди, а источником поступлений суверена – доходы от сельского хозяйства и, как бы мы сейчас сказали, трансграничной торговли. Я отметил эти три обстоятельства потому, что у меня складывается устойчивое впечатление: руководство России живет реалиями XVII века и отстаивает суверенитет в его исконном понимании, в трактовках, близких тем, которые были знакомы подписантам Вестфальских соглашений 1648 года.

Почему я так думаю? Из высказываний наших лидеров следует: на суверенитет России кто-то постоянно покушается (хотя точки над i никто не расставляет и прямо посягателей не называет), его пытаются и ограничить извне, и подорвать изнутри – в полном соответствии с тем, что волновало «суверенов» четыреста лет назад. Кроме того, из обычного дискурса о суверенитете обычно выключен российский народ (хотя именно он является, согласно Конституции, его, суверенитета, носителем); защищает его только власть, и то довольно специфическими средствами. Наконец, что особенно важно, как и много веков назад первые суверенные страны, Российское государство сегодня извлекает основные доходы от эксплуатации недр и от контроля над таможней. Таким образом, в XXI столетии Россия осталась «вместилищем» и приверженцем суверенитета XVII века – но мир за это время существенно изменился.