Пастух у ветряной турбины KenGen в пригороде Найроби, Кения.

Пастух у ветряной турбины KenGen в пригороде Найроби, Кения.

REUTERS / Thomas Mukoya

Резкое падение китайского фондового рынка летом 2015 года застало многих инвесторов и спекулянтов врасплох, но лежащие в основе этого падения экономические процессы хорошо известны и наблюдаются уже ряд лет. Это избыточные и неэффективные инвестиции, прежде всего в преимущественно экспортно ориентированную промышленность, которая в условиях практически стагнирующего спроса со стороны Европы и США и роста производственных издержек в самом Китае уже не может обеспечить необходимую отдачу.

Пока у всех на слуху «девальвация юаня», ускользает от внимания тот факт, что эта сверхосторожная «девальвация» есть не более чем незначительная корректировка резкой ревальвации юаня по отношению к большинству валют развивающихся (и не только) рынков за последние годы. Так, за последние пять лет юань укрепился на 22% к евро, на 41% к кенийскому шиллингу, на 49% к индийской рупии, на 113% к южноафриканскому ранду и (как же без этого) на 132% к российскому рублю. Более того, зарплаты в промышленном секторе Китая выросли с 2008 года примерно вдвое. В результате КНР уже не может производить «все дешевле всех». Полувынужденная-полудобровольная переориентация на только формирующийся внутренний рынок обещает быть небыстрой и небезболезненной.

В связи со снижением конкурентных преимуществ Китая многие экономисты и внешнеполитические аналитики уже несколько лет задумываются над тем, какие страны и регионы могут стать «преемниками» Китая (который сам во многом является преемником «азиатских тигров») в процессе переноса трудоемких экспортно ориентированных отраслей промышленности. Преимущество низкой стоимости рабочей силы носит динамический характер, и способность стран воспользоваться им для промышленного рывка вроде китайского зависит от удачного сочетания экономических, географических, институциональных и инфраструктурных факторов в нужном месте и в нужное время.

Потенциальные преемники

Примечательным в этом отношении является вышедший еще в июле 2013 года, но обретший новую актуальность в свете последних событий отчет американского частного аналитическо-разведывательного агентства Stratfor «The PC16: Identifying China's Successors».

Резонно отметив, что ни одна другая страна сама по себе не сможет занять место такого гиганта, как Китай, аналитики Stratfor выделили четыре региона, в которых могут находиться потенциальные преемники КНР: Восточная Африка (Танзания, Кения, Уганда и Эфиопия); обрамляющие Индийский океан страны Южной и Юго-Восточной Азии (Шри-Ланка, Индонезия, Мьянма и Бангладеш); Индокитай и Филиппины; ряд стран Латинской Америки (Перу, Доминиканская Республика, Никарагуа и наименее развитые штаты Мексики).

Эти регионы, по мнению Stratfor, имеют возможность резко увеличить промышленное производство за счет низкой себестоимости труда и стратегически выгодного географического положения. При этом достаточно неожиданно для стороннего наблюдателя наиболее перспективным регионом аналитики из Остина назвали именно Восточную Африку, объяснив это наблюдаемым в последнее время смещением «центра масс» международной торговой и инвестиционной деятельности в сторону Индийского океана. Близость к Индийскому океану позволит этим странам с минимальными издержками поставлять свою продукцию и на европейские, и на ближневосточные, и на восточноазиатские (откуда уходят трудоемкие производства) рынки.