Девушки в русских национальных костюмах у фермерского рынка в Ставрополе.

Девушки в русских национальных костюмах у фермерского рынка в Ставрополе.

Eduard Korniyenko / Reuters

На заре двухтысячных было такое досужее увлечение – искать в России средний класс. Кто эти люди, сколько их, сколько они зарабатывают, что потребляют, где едят, много ли могут себе позволить? С ростом цен на нефть поиски преуспевающего социального слоя почти оформились в официальную доктрину. «Не надо забывать, что в соответствии с утвержденной правительством Стратегией долгосрочного социально-экономического развития России до 2020 года доля среднего класса в населении к концу прогнозируемого периода должна превысить 50%», – писал Игорь Юргенс, глава проправительственного Института современного развития весной 2008 года.

Да что там 50%? В августе того же года, непосредственно перед кризисом, Владимир Путин ставил даже более амбициозную задачу – обратить в средний класс до 70% населения. Амбициозную и в то же время удобную для исполнения, поскольку никто толком не понимал, что же это такое – средний класс в России. Например, для выявления среднего класса Московской области исследовательская компания «Московский берег» взялась выяснять у респондентов «религиозные предпочтения и семейные ценности».

Последствия кризиса отодвинули реализацию путинского плана. Но поиски среднего класса все равно продолжались. На сей раз их вели в более широком международном контексте: как много в стране представителей глобального среднего класса? Можно ли говорить о принадлежности россиян к жителям планеты со средними доходами?

Границы доходов для среднего класса развивающихся стран Всемирный банк в свое время установил на уровне $2–13 на человека в день (в ценах 2005 года на основе ППС). Для развитых стран планка существенно выше – $10–100. Эти критерии позволили Институту исследования быстрорастущих рынков «Сколково» в 2010 году поставить Россию рядом с Китаем, Бразилией и ЮАР, перешагнувшими пороговый уровень $6000 годового медианного дохода (именно он, а не средняя зарплата лежит в основе расчетов ВБ). В 2010 году медианный доход в России составлял 13,4 тысячи рублей в месяц, или $446 по прежнему курсу.

Другими словами, россияне были не просто глобальным средним классом, по меркам соседей по БРИКС, но и занимали одну из нижних ступеней лестницы, ведущей к вершинам богатства стран – типичных участников ОЭСР. Конечно, российский доход шестилетней давности – $15 в день – не поражал воображение. И все же он был в полтора раза выше нижней границы, для определения которой ВБ взял черту бедности в Португалии и Италии. То есть в глобальном смысле жизнь россиян была «средней» даже по европейским стандартам, пускай и минимальным. Неудивительно, что к началу нынешнего десятилетия тему принадлежности к глобальному среднему классу поднимали даже национальные таблоиды, ставившие вопрос ребром: «С какой зарплатой в России можно стать частью “золотого миллиарда”?»

Источник: Институт социологии РАН

Тем временем экономисты Центра Карнеги Ури Дадуш и Шимелс Али предложили относить к глобальному среднему классу все домохозяйства с личным автомобилем – в России на момент выхода исследования (2012) таких было чуть меньше, чем в Китае: 104,4 млн против 106 млн соответственно. Однако в первом случае речь шла о 73% населения, а во втором – менее 8%. Очевидный перевес на стороне России.

Возможно, еще несколько относительно спокойных лет, и страна окончательно утвердилась бы в роли одного из стабильных притоков реки под названием международный средний класс. Но к 2014 году российская экономика уже вовсю буксовала, находясь на пределе своих возможностей, как откровенно признавал тогда министр финансов Антон Силуанов. Весной того года радикально изменилась внешнеполитическая повестка, а вместе с ней – смелые правительственные планы по форсированному обогащению россиян. Вслед за санкциями по ним ударила дешевая нефть, по сути единственная прочная основа государственной экономической политики последних лет. В итоге россияне больше не находятся в авангарде глобального среднего класса. Интересно, где же теперь наше место?