Пророссийский митинг в Донецке.
Yannis Behrakis / REUTERS
Хочешь оскорбить украинца – расскажи ему про «братские народы». Хотя с точки зрения мейнстрима куда популярнее в России рассуждения про «один народ». И нет разницы, кто об этом говорит – президент, певец или боксер: все они в этот момент иллюстрируют тот факт, что многие так и остались заложниками советского прошлого. Того самого, в котором было принято недооценивать имманентное.
Хотя это самое «имманентное» проявляет себя не только в расписных рубашках, фрикативном «Г» и протяжных застольных песнях. Оно живет и здравствует в повседневных практиках. Например, в отношении к государству и его роли, к «сильной руке» и единоначалию, к собственному прошлому как компасу для будущего. И чем старательнее ты отмахиваешься от реальности, тем ближе тот момент, когда реальность начнет отмахиваться от тебя.
Водораздел первый. Отношение к государству
Среди тех, кто при помощи тридцати трех букв алфавита ведет с украинцами позиционные битвы о смыслах, популярен тезис: «Майдан стрелял в Януковича, а угодил в государство». И эта фраза сама по себе очерчивает разницу восприятий. Потому что в российской традиции государство нередко само по себе воспринимается как цель и ценность, когда звенящая от напряжения вертикаль выступает в качестве плацебо для самооценки обывателя.
Российская матрица – это создание своей системы и ломка чужих правил. Оттого – бульдозеры, давящие пармезан. Оттого – «ночь длинных ковшей». Оттого – все безумие законотворчества
А в украинской традиции такого опыта «сакрализации» государства не существует. Тут скорее главенствует инструментальный подход: если госмашина не является средством развития собственного населения и обустройства территории, если она служит только для «коллективного Януковича», то это значит, что государство нужно пересобрать. Собственно, именно этим сейчас Украина и занимается. А благодаря истории с Крымом и Донбассом весь этот процесс вдобавок приобрел характеристики национально-освободительной борьбы.
