Denis Sinyakov / Reuters

Краткий пересказ книги Эрика Райнерта «Как богатые страны стали богатыми и почему бедные страны остаются бедными» (М., ВШЭ, 2015).

Контекст

Что следует знать про Райнерта его читателям? Он окончил экономический факультет Сент-Галленского университета в Швейцарии, получил MBA в Гарвардской школе бизнеса и защитил диссертацию в Корнелле; много лет работал экономическим консультантом в самых разных странах – от Перу до Монголии, а в 1972 году основал в итальянском Бергамо собственный бизнес, фирму по производству колористических каталогов, к моменту ее продажи в 1991 году – крупнейшую в Европе.

Убежденный протекционист, Райнерт шутил, что обязан своим коммерческим успехом фритрейдерству Маргарет Тэтчер. Тэтчерианская политика сильного фунта подкосила его английских конкурентов, так что с момента ее прихода к власти продажи фирмы росли примерно на 30% в год: ему пришлось открыть новые производства в Швейцарии и Финляндии.

После продажи своего бизнеса Райнерт вновь сосредоточился на консультировании и научной деятельности. Книга «Как богатые страны стали богатыми и почему бедные остаются бедными» написана по материалам его корнелльской диссертации «Международная торговля и экономические механизмы поддержания отсталости». По словам самого Райнерта, после защиты к нему подошел руководитель диссертационного комитета и заявил, что у него есть две новости для соискателя: хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что диссертация представляет собой яркий и оригинальный вклад в экономическую теорию, а плохая – в том, что теперь ни один уважающий себя университет не примет его на работу. Впрочем, для человека с дипломом гарвардской бизнес-школы это вряд ли было трагедией.

Свободная торговля как панацея от бедности

Нобелевский лауреат Джеймс Бьюкенен обозначил одну из фундаментальных посылок, на которых основана неоклассическая экономическая теория, как «равенство доходов в разных сферах» (equity assumption). По умолчанию предполагается, что вложение равного количества трудовых и материальных ресурсов в разные виды деятельности приносит одинаковую отдачу. Именно на этом предположении основана рикардианская теория международной торговли: как писал основатель журнала Economist Ричард Кобден, текстильное производство является такой же естественной специализацией для Великобритании, как и выращивание хлопка для Египта. Каждая страна должна сосредоточиться на тех видах деятельности, в которых она обладает естественным преимуществом, и тогда свободная международная торговля позволит им прийти к общему процветанию.

Действительно, соглашается Райнерт, в каждый отдельный момент времени дело обстоит именно таким образом. Если Египет примется создавать собственную хлопчатобумажную промышленность, в ближайшие десятилетия ее продукция непременно окажется хуже и дороже британской. Поэтому она сможет выжить – по крайней мере, в начальный период – только под защитой протекционистских мер государства, высоких таможенных тарифов и т.д. В наше время такую политику принято порицать как искажающую естественную систему сигналов для рынка, нарушающую баланс и заведомо неэффективную. Именно такова публичная позиция ключевых международных организаций (в первую очередь МВФ и Всемирного банка), а также передовых и богатейших государств планеты.

Проблема, однако, состоит в том, что каждому из этих государств в период рывка из бедности к богатству более старые и опытные конкуренты предлагали именно эти рецепты, но будущие экономические лидеры рекомендациям иностранных доброжелателей не следовали. Так, в конце XVIII века британец Адам Смит предлагал американцам отказаться от заведомо безнадежных попыток выстроить собственную промышленность, конкурирующую с индустрией бывшей метрополии, а сосредоточиться вместо этого на сельском хозяйстве, благо под рукой у них был целый плодородный континент. Где была бы сейчас Америка, последуй она этим советам?

Первый казначей США, Александр Гамильтон, полагал, что вновь созданную индустрию следует оберегать от свободной конкуренции по тем же самым причинам, по которым мы оберегаем от нее детей. С точки зрения сиюминутной выгоды школьное образование является пустой тратой денег и времени, и было бы куда разумнее отправить пятилетнего ребенка чистить обувь на улице, но тем не менее мало кто из родителей так поступает – в том числе и по экономическим причинам. Уже с первой половины XIX века США стали одной из самых протекционистских стран мира. По величине импортных пошлин на промышленные товары они уступали только одной западной стране – Великобритании, родине теории свободной торговли. Многие из тогдашних мер американского правительства были бы сегодня сочтены неприемлемыми – взять хотя бы запрет иностранным судовладельцам на каботажные перевозки.

Такая политика и стала одним из главных камней преткновения между Севером и Югом. Рабовладельческие элиты Юга не могли смириться с необходимостью фактического субсидирования промышленности Севера за счет высоких вывозных тарифов на сырье и ввозных – на промышленные товары. После победы в Гражданской войне протекционизм только усиливается. Однако речь уже не всегда идет о сознательной политике правительства: в разгар железнодорожной лихорадки, когда спрос на материалы для строительства новых линий огромен, подкупленные северными сталелитейными магнатами конгрессмены принимают огромный тариф на импорт готовых рельсов. И таких примеров масса.

Следует помнить, что Америка лишь повторяла путь своей бывшей метрополии. На заре Ренессанса Англия была бедной и периферийной страной, поставлявшей сырье, прежде всего шерсть для текстильной промышленности Нидерландов.

Английские короли не раз предпринимали попытки выйти из экономической зависимости, но до поры до времени они кончались неудачей. Так, Эдуард II, запретивший вывоз необработанной шерсти из страны, был свергнут и убит собственной супругой; заговор финансировали фламандцы. Положение изменилось только к концу Войны Белой и Алой розы, когда к власти пришел Генрих VII Тюдор, полжизни проведший в изгнании в Нидерландах. В эмиграции он познакомился с реалиями более продвинутого общества, а потому, взойдя на престол, начал не с запретов, а с того, что стал переманивать в Англию фламандских ткачей. Решив, что теперь его страна способна сама обработать произведенное сырье, он полностью запретил экспорт сырья. Судя по тому, что его сын Генрих VIII и Елизавета I неоднократно подтверждали этот запрет, вывоз сырья удалось прекратить только к концу XVI века – через сто лет после первого закона.

Этот урок лег в основу английской традиции меркантилизма, преданной забвению в наши дни. Первый премьер-министр Великобритании Роберт Уолпол сформулировал максиму своей государственной политики следующим образом: ввозить сырье и вывозить промышленные товары. Очевидно, что этому правилу не могут следовать все страны одновременно – кому-то предназначена участь сырьевой колонии. Такой колонией предстояло стать и будущим США, но американская революция напугала правительство метрополии до такой степени, что оно прекратило дегенерировать экономику белых переселенческих колоний.

Итак, примеры Британии и США показывают, что устойчивый экономический подъем обычно является следствием победы группы интересов, представляющей экспортеров промышленных товаров, так же как упадок и латиноамериканизация – это следствие победы экспортеров сырья (здесь было бы нелишним вспомнить, какая группа интересов находится у власти в современной России). Эту же мысль сформулировал другой современный мыслитель, Иммануил Валлерстайн: главная беда Латинской Америки заключается в том, что во всех ее гражданских войнах непременно побеждал «Юг».