Покупатели в супермаркете «Макро» в Каракасе.
Jorge Silva / Reuters
Может ли Москва когда-нибудь стать сегодняшним Каракасом и при каких обстоятельствах? Голодный бунт – это только о них или о нас тоже? До чего нужно дойти в макроэкономической и финансовой политике, чтобы люди вышли на улицу?
Заранее известно, что глубокий провал в мировых ценах на нефть и другое сырье вызовет кризисы, перевороты и бунты в сырьевых развивающихся экономиках. Еще недавно, в 2000-х годах, на волне роста цен, деньги и ресурсы прибывали. Вся сила исламского радикализма, левачества в Южной Америке, гордости и упрямства постсоветских государств была основана на нефтедолларах.
С 2010-х годов мир перевернулся. Падение цен на сырье обезвоживает сырьевые экономики. У них все меньше денег и ресурсов. Все хуже бюджеты, платежные балансы, валюта, долги, качество жизни населения. Меньше возможностей влиять в мире.
Пока самая болезненная реакция на это резкое падение цен у Венесуэлы. И, зачитываясь Caracas Chronicles, хочется еще раз спросить, голодный бунт – это только о них? Или когда-нибудь и о нас тоже?
Голодные бунты в российских столицах
Они у нас уже были. Восстания вокруг Москвы в 1601–1603 годах во время Великого Голода. В 1917 году, как раз перед Февральской и Октябрьской революциями, – резкое сокращение завоза продовольствия в столицы. «Продовольственный кризис, еще недавно ощущавшийся в Петрограде лишь низами населения, проклинавшими бесконечное стояние в “хвостах”, ныне задел все слои столичного общества без исключения: на многие продукты совершенно исчезли “хвосты”, так как продуктов этих не стало в продаже совершенно, на другие же торговцы нагнали такие цены, что они стали большинству не по карману» (Глобачев К.И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. М., 2009).
Зимой 1991–1992 годов – критическая ситуация с продовольствием в Москве, Ленинграде и других крупных городах России. Как старт реформ, убивших командную экономику. Конечно, мы больше, богаче, чем Венесуэла, мы – крупнее и сильнее, но все-таки не настолько, чтобы не задуматься, какой связкой ошибок и случайностей можно довести людей до каких-то серьезных протестных действий?
