Владимир Путин и Игорь Сечин.
Sergei Karpukhin / REUTERS
На этой неделе президент Владимир Путин и глава «Роснефти» Игорь Сечин продемонстрировали редкий разлад в вопросе замораживания добычи нефти для поддержания цен. В понедельник Путин, выступая на Всемирном энергетическом конгрессе в Стамбуле, подчеркнул, что Россия готова присоединиться к ограничению добычи, о котором в сентябре договорились участники ОПЕК. Во вторник, отвечая на вопрос Reuters, готова ли уже «Роснефть» сокращать производство, Сечин отрезал: «С какой стати?» Позднее обе стороны предприняли усилия для того, чтобы сгладить впечатление от этой несогласованности позиций, а «Роснефть» и вовсе заявила о невозможности противоречий между Сечиным и Путиным. Но на самом деле вопрос ограничения добычи очень дискуссионный.
Начнем с того, что российский тип ведения нефтяного бизнеса исторически противоположен американскому. США, считая себя рыночной страной, отказывались участвовать в картелях типа ОПЕК, американское правительство само разделило нефтяную монополию Standard Oil на несколько маленьких компаний. Оно же ограничивало экспорт сырой нефти, поощряя производителей перерабатывать ее внутри страны и экспортировать нефтепродукты.
В России таких ограничений никогда не было. Она изначально взяла курс на сырьевой экспорт, мало уделяя внимания переработке. Это привело к тому, что нефтяным компаниям было выгодно вкладывать прибыль в покупку нефтеперерабатывающих заводов за рубежом и загружать их собственной нефтью. В результате российские компании долгое время представляли собой абсолютно несвязанных игроков на мировом рынке нефтепродуктов. Даже суровая консолидация активов под зонтиком «Роснефти» эту ситуацию не изменила.
Традиции стран ОПЕК, однако, российской нефтянке тоже не близки. В ОПЕК основную роль играют страны, где нефтяной бизнес монополизирован государством. России, чтобы войти в ОПЕК и отвечать по принятым обязательствам, тоже пришлось бы ввести госконтроль в нефтяном секторе экономики. Поэтому, поглядывая на ОПЕК, Россия все же оставалась в стороне и, несмотря на постепенное огосударствление нефтяной отрасли, сохраняла ее рыночную структуру (чего нельзя сказать, например, о газе, где мы все время стремились соорудить подобие ОПЕК).
