hocus-focus / Getty Images

Эндрю Салливан – писатель, блогер и бывший главный редактор The New Republic – написал для журнала New York о мире, в который погружают нас современные технологии. Прочитав эту статью, один из наших редакторов удалил со своего айфона инстаграм, твиттер и часть мессенджеров. Эссе Салливана не оставит равнодушными и вас. Если, конечно, вы справитесь с бесконечным потоком информационных раздражителей и дочитаете текст до конца. © Andrew Sullivan, 2016

Я сидел в большом зале для медитаций, расположенном в перестроенном доме послушников в центральном Массачусетсе. Стоявшая в передней части комнаты женщина подняла корзину, приглашая всех сложить в нее свои телефоны. Своим сияющим взором она напоминала священника с блюдом для пожертвований. Повинуясь приглашению, я залез в карман и достал оттуда айфон, а потом подошел к ней, чтобы сдать свое маленькое устройство. Уже на пути обратно к своему стулу я почувствовал панику. Если бы не взгляды окружающих, устремленные на меня, я бы, вероятно, развернулся на месте и немедленно попросил вернуть мне мой телефон. Но я не сделал этого. Я знал, зачем я здесь.

За год до этого, как и многие люди с зависимостью, я почувствовал, что в моей жизни грядет кризис. В течение полутора десятков лет я был одержим Всемирной паутиной, публикуя по нескольку постов в день, семь дней в неделю, и со временем создав редакцию, которая в пиковые часы каждые 20 минут прочесывала интернет в поисках нового и интересного. Каждое утро начиналось с полного погружения в поток интернет-сознания и новостей, от сайта к сайту, от твита к твиту, от экстренного сообщения до лучшего анализа произошедшего, постоянного сканирования бесчисленных картинок и видео, чтобы не упустить из виду многочисленные рождавшиеся мемы. Каждый день я выжимал из себя то наблюдение, то аргумент, а то и шутку про то, что только что произошло или происходит. Временами я проводил целые недели, маниакально выуживая каждую мельчайшую крупицу информации о разворачивающейся истории, чтобы создать из собранного рассказ в реальном времени. Я находился в нескончаемом диалоге с читателями, которые придирались, хвалили, осуждали и исправляли меня. Мой мозг никогда не был столь настойчиво и публично занят столь многими темами, как в этот длинный отрезок времени.

Другими словами, я был одним из пионеров явления, которое сейчас назвали бы жизнью-в-онлайне. По мере того как шли годы, я стал осознавать, что более не одинок. В скором времени фейсбук одарил каждого эквивалентом собственного блога со своей собственной аудиторией. Все больше людей заводили себе смартфоны – и немедленно погружались в поток лихорадочного контента, продираясь через него так же неустанно, как это когда-то делал я. Твиттер превратился в платформу для молниеносной публикации микромыслей. Пользователи были не меньше меня зависимы от обратной связи – и даже более плодовиты. А затем нас как дождем накрыло приложениями, которые заполнили собой остатки нашего свободного времени. Эта виртуальная жизнь без остановки, в состоянии постоянного обновления стала повсеместной. Я помню, как в 2007 году решил поднять планку и обновлять свой блог каждые полчаса. В глазах моего редактора читалось, что он считает меня сумасшедшим. Но сегодня это сумасшествие превратилось в банальность – и когда-то невообразимая скорость профессионального блогера стала дефолтным состоянием для всех.

Я помню, как раньше шутил, что если интернет убивает, то я узнаю об этом первым. Прошло несколько лет, и шутка уже не казалась такой смешной. В последний год моей жизни блогера здоровье стало всерьез подводить меня. За 12 месяцев я пережил четыре бронхиальные инфекции, и справиться с ними было все труднее. Отпуск, если и случался, был всего лишь возможностью выспаться. Во сне я видел отрывки кода, используемого мною каждый день для обновления сайта. По мере того как я все больше времени проводил в онлайне, дружеские отношения с другими людьми атрофировались. Выписывая мне очередной курс антибиотиков, мой врач поинтересовался: «Ты реально не умер от ВИЧ, чтобы умереть от интернета?»

Но постоянное онлайн-присутствие имело свои бонусы: ежедневная аудитория из ста тысяч человек, медийный бизнес, который даже приносил доход, постоянный поток информации, которая раздражала, просвещала или бесила меня, уютная ниша в мозговом центре разворачивающегося глобального разговора и способ измерения успеха с помощью данных – все это было похоже на непрерывную допаминовую ванну для писательского эго. Если уж эпоха интернета требует от писателя переродиться, успокаивал я себя, то, по крайней мере, я тут на шаг впереди всех. Проблема была в том, что мне не удавалось переродиться как человеку.

Мы подсели на информацию так же охотно, как на сахар

Я попытался читать книги, но оказалось, что этот навык утерян. Стоило прочитать пару страниц, и меня так и подмывало броситься к клавиатуре. Я решил попробовать медитировать, но попытки успокоить свой ум были безуспешны. Мне удалось войти в стабильный режим тренировок, и это был мой единственный отдых на час в день. Но каждый день, что я существовал в этом вездесущем виртуальном мире, онлайн-шумиха становилась все громче и громче. Хотя ежедневно я проводил долгие часы в одиночестве и молчании перед своим лэптопом, я ощущал себя внутри неотвязной неблагозвучной давки из слов и образов, звуков и идей, эмоций и тирад – в этакой аэродинамической трубе оглушающего убийственного шума. И я начал опасаться, что этот новый образ жизни стал превращаться в образ нежизни.

В последние месяцы я стал осознавать, что, как и большинство людей с зависимостью, я пребывал в состоянии отрицания. Я издавна относился к своей жизни онлайн как к приложению к своей реальной жизни, считая ее неким аксессуаром. Да, я проводил множество часов, коммуницируя с другими людьми как бесплотный голос, но моя реальная жизнь и мое тело по-прежнему были здесь. По мере того как состояние здоровья и уровень благополучия стали ухудшаться, я осознал, что невозможно иметь две жизни одновременно. Нужно было выбирать. Каждый час, проведенный онлайн, не был прожит в физическом мире. Каждую минуту, что я был поглощен виртуальным взаимодействием, я не был частью человеческого общения. Каждая секунда, посвященная каким-то пустякам, была секунда, не потраченная на рефлексию, спокойствие или чувство. «Многозадачность» была миражом. Это была игра с нулевой суммой. Я либо существовал как онлайн-голос, либо я жил как человек в мире, который издавна населяют люди.

И тогда, после 15 лет онлайн, я решил пожить в реальности.