Владимир Путин беседует с Бараком Обамой перед саммитом G20 в Анталии
Cem Oksuz / Reuters
После резкого обострения отношений с Западом Кремль, похоже, хочет ослабить напряжение. Владимир Путин едет на встречу «Нормандской четверки», а из его выступлений видно желание Москвы смягчить конфликт. Запад мог бы пойти навстречу, но сближение вряд ли возможно, пока Россия не предложит конкретного пути нормализации отношений и не научится предсказывать реакцию «американских партнеров» на свои внешнеполитические шаги.
Желание помириться
На прошлой неделе Владимир Путин необычно много и в деталях говорил об отношениях с США. Сначала на инвестиционном форуме банка ВТБ «Россия зовет», затем в интервью французскому телеканалу TF1, и, наконец на пресс-конференции по итогам саммита БРИКС на Гоа.
Из высказываний президента видно, что, несмотря на раздражение, он пытается снизить градус конфронтации после провала соглашения о совместных действиях с США в Сирии и приостановки соглашения об утилизации оружейного плутония, дополненной ультимативными условиями возобновления сотрудничества. Видно желание Кремля уйти от прямого военно-политического столкновения и обмена далеко не риторическими ударами, видны попытки не уводить отношения на самое дно на завершающем отрезке администрации Обамы и даже надежды на существенное улучшение отношений с новой администрацией США.
Изменения отражаются и на дипломатической, и на военной повестке. Во вторник стало известно, что Владимир Путин все же приедет на встречу «Нормандской четверки» в Берлине (раньше Кремль ставил участие президента под большой вопрос). Эта поездка станет первым визитом Путина в Германию с момента присоединения Крыма. В тот же день Сергей Шойгу объявил о досрочном прекращении российско-сирийских авиаударов по Алеппо.
Но все эти позитивные сигналы тонут в нагромождении застарелых обид и претензий к действиям Вашингтона в 90-е и 2000-е годы, которые мешают российской стороне сформулировать конструктивные предложения. Что именно хочет сказать Путин, утверждая, что ухудшение отношений началось с Югославии и разворота Примакова над Атлантикой? С тех пор, например, была Московская декларация Путина-Буша 2002 года о стратегическом партнерстве и совместная борьба с «Аль-Каидой» в Афганистане. Был и кризис 2008-го в результате войны с Грузией, за которым последовала перезагрузка Медведева-Обамы и подписание договора об ограничении вооружений СНВ-3.
Путин говорит, что с администрацией США невозможно иметь дело, но из практики складывается обратная картина
За лозунгом «не мы первые это начали» не просматривается эффективного внешнеполитического планирования и менеджмента – все отдано на самотек медийного реагирования без тщательного просчета последствий. Как Москва видит нормализацию отношений и как должен быть обеспечен этот прорыв, решительно непонятно. Есть лишь размытое пожелание, чтобы США «работали с Россией как с партнером» и «искали компромиссы», но что именно Кремль вкладывает в эти понятия и каковы их пределы, остается неконкретным, а значит – подлежит произвольному изменению в любой момент. Владимир Путин говорит, что с нынешней администрацией США совершенно невозможно иметь дело – нет диалога, сплошной диктат. Но из практики Лаврова и Керри по Сирии складывается обратная картина – в Женеве Россия 9 сентября получила все, чего хотела, при серьезных имиджевых потерях США.
При такой размытости сигнала с самого верха, неудивительно, что на исполнительском уровне в выражениях не стесняются, как, например, министр иностранных дел Сергей Лавров в интервью CNN. Риторически Москва и Вашингтон сегодня переживают второй «Карибский кризис» или арабо-израильскую войну Судного дня в октябре 1973 года, хотя реальная угроза военного столкновения невелика – Барак Обама избегает конфликта уже третий год подряд и настроен делать это до 20 января 2017 года. Воевать с нами в Сирии или на Украине он не собирается. Но риск потери контроля над ситуацией все же есть.
