Башар Асад во время церемонии инаугурации, 2014. Фото: SANA / Reuters
На переговорах в Астане в начале недели российская делегация передала представителям вооруженной сирийской оппозиции проект новой Конституции Сирии. И если этот документ действительно соответствует изложению журналистов, то это скорее хорошая новость, даже если он имеет мало шансов на принятие именно в таком виде (пока проект Конституции не получил поддержки среди представителей оппозиции).
«Набор идей»
Авторство документа, который МИД правильно называет не более чем «набором идей» для обсуждения на межсирийских переговорах, с Россией делят США – это продукт долгой совместной работы в Женеве спецпредставителя президента РФ по Сирии Александра Лаврентьева и спецпредставителя президента Обамы Роберта Мэлли. Необходимость новой сирийской Конституции зафиксирована в Резолюции СБ ООН 2254 от 18 декабря 2015 года, которая предусматривает проведение под наблюдением ООН свободных и честных выборов на основе новой Конституции Сирии в течение 18 месяцев с начала переговоров о политическом транзите (осталось еще пять месяцев). США и Россия готовили этот проект к августу 2016 года, но политические переговоры в Женеве были заблокированы Дамаском, а Москва решила, что сначала нужно обеспечить военное поражение оппозиции в Алеппо, после чего возобновить переговоры уже с более сильных позиций. Что было дальше, мы знаем. Сегодня США практически выдавлены из сирийского урегулирования, и, возможно, администрация Дональда Трампа вообще не захочет погружаться в этот процесс, сосредоточившись на войне против ИГИЛ. Поэтому руки у Москвы развязаны, а американского копирайта на проекте сирийской Конституции нет.
Хорошая новость в том, что Москва, выступая с такими конкретными предложениями в рамках запущенного ею же нового переговорного формата (до сих пор режим напрямую не встречался с представителями вооруженной сирийской оппозиции), формализует важнейший и давно назревший разворот в своей стратегии в Сирии. Россия перестает быть одной из сторон конфликта, точнее, частью иностранной военной интервенции в чужую гражданскую войну и становится посредником-миротворцем. С победой в Алеппо, где, надо признать, ключевую роль сыграли новые договоренности с Турцией, убедившей оппозицию выйти из города, Москва выполнила основную военную задачу – сделала невозможным силовое свержение режима Асада. Но тут же в Алеппо стала очевидной и бесперспективность достижения полного военного поражения сирийской оппозиции. Воевать дальше, как требовали Дамаск и Тегеран, можно было бесконечно, все больше превращаясь в заложника местных игроков. Результаты военных достижений необходимо было как-то закрепить, чтобы не брать одни и те же города по нескольку раз, как это сейчас происходит с Пальмирой. Единственный правильный выход для Москвы – любыми способами остановить конфликт между Дамаском и умеренной сирийской оппозицией и навязать сторонам хоть какой-то вариант совместного существования.
