Задержание участника митинга против коррупции в Москве. Фото: Maxim Shemetov / Reuters

Задержание участника митинга против коррупции в Москве. Фото: Maxim Shemetov / Reuters

В оценке воскресных протестных митингов значение имеет не то, в какой степени та или иная акция протеста реально угрожает властям, а то, как эти акции воспринимаются на уровне политического руководства страны. А восприняты они были как полная неожиданность. Им предшествовал длительный период затухания протеста, уличные акции носили очень ограниченный характер и были малочисленны. Более-менее заметные события происходили только в Москве и частично в Петербурге. И тут множество городов, десятки тысяч человек.

Что важно, «Он нам не Димон» снял барьер, связанный с тем, что, а если мы выйдем на несогласованную акцию, всех повяжут. Огромное количество людей, выходя в воскресенье на эти акции, четко отдавали себе отчет в том, что они не согласованы, что власти могут применить силу (и где-то, по крайней мере в Москве, она была достаточно заметно применена). Но участников эти меры не сильно напугали. Опробованная с 2012 года политика страха, которая фактически нанесла последний удар по старому протестному движению, очевидно дала сбой.

Со времен 2012 года власти были сторонниками именно политики страха, целью которой было изолировать протест. Репрессивное законодательство было только одной из ее составляющих. Другая часть этой политики – дискредитация протеста и противников режима в глазах общественного мнения, а третья важная составляющая – тактика «разделяй и властвуй», которую власти тоже применяли достаточно успешно. И эти меры, в общем, работали. Власти видели их результаты в ходе думской избирательной кампании 2016 года, когда они одержали полную победу, а попытки оппозиции участвовать в выборах получились неудачными. Отсюда понятно ожидание того, что такое инерционное развитие событий продлится и дальше, как минимум вплоть до президентских выборов 2018 года. Но оказалось, что это не так.