Виктор Агеев с матерью. Фото: Павел Каныгин / Новая газета
Если брать не политическое и не батальное, а эмоциональное, человеческое измерение донецкой войны, то самый сильный ее эпизод происходит сейчас на наших глазах – алтайская учительница английского языка Светлана Агеева едет на Украину встречаться со своим сыном Виктором, ефрейтором, взятым в плен в июне и находящимся в тюрьме украинского городка Старобельска. Встречу матери с сыном организовали украинские власти, откликнувшиеся на обращение Агеевой к Петру Порошенко, опубликованное «Новой газетой». Агееву в поездке сопровождают журналисты «Новой» и других СМИ, а в Старобельске встречу матери и сына наблюдали и освещали украинские и иностранные журналисты, которым была предоставлена возможность, глядя обоим Агеевым в глаза, сообщить пленному солдату, что он «по украинскому законодательству совершил военное преступление». Украинские комментаторы упрекают журналиста Павла Каныгина и «Новую газету» в том, что они слишком доброжелательны к семье Агеевых, и даже в том, что они называют Светлану «мамой», а не «матерью» солдата. Украинцы пишут Каныгину, что лучше бы он свозил Агееву на могилы украинских солдат, как будто речь идет о каком-то убийце и его невинных жертвах, а не об участниках боевых действий, которые в условиях войны погибают и попадают в плен. Каныгинское робкое «вообще-то это война» встречает протесты украинских журналистов, разделяющих официальную позицию своего государства, согласно которой украинская армия противостоит не солдатам, а террористам.
В том мире, в котором четвертый год живут организаторы встречи в Старобельске, пропагандистский эффект поездки Светланы Агеевой должен быть бесспорным, но публично стыдить мать вражеского пленного солдата – такого все-таки нет в обычаях и традициях войны, это украинское ноу-хау, вдвойне омерзительное, если иметь в виду, что на дворе 2017 год, когда общечеловеческие нравы смягчились до исторического рекорда (грубо говоря, в эпоху, когда мир спорит о туалетах для трансгендеров, принцип «мать за сына» выглядит слишком средневеково). К тому же в соприкосновении с коллективным опытом и памятью российского общества это ноу-хау приобретает дополнительный оттенок, поскольку у нас такое уже было, когда матери солдат, понимающие, что, кроме них, до их детей никому нет и не будет никакого дела, сами едут выручать своих сыновей из плена.
