Памятник Владимиру Путину в Ленинградской области. Фото: Maxim Zmeyev / Reuters

Памятник Владимиру Путину в Ленинградской области. Фото: Maxim Zmeyev / Reuters

Большой резонанс вызвал опубликованный на днях политический прогноз на четвертый президентский срок Владимира Путина руководителя международной правозащитной группы «Агора», члена Совета по правам человека Павла Чикова. В своем телеграм-канале он обозначил десять пунктов, указывающих на один из самых консервативных сценариев дальнейшего развития России. Фактически, речь идет об установлении диктатуры государственного олигархата, своеобразной клептократии. Сам факт публикации подобного сценария и реакция на него заслуживает отдельного анализа.

Если грубо суммировать представленный прогноз, то Россию ждет новый железный занавес, плотно защищающий страну от любого внешнего влияния. Это классический изоляционистский сценарий, которым традиционно пугают наиболее жесткие критики России, как на Западе, так и в среде либеральной внесистемной оппозиции. Иными словами, если бы такой сценарий написал Гарри Каспаров, он вряд ли стал бы поводом для обсуждения.

Павла Чикова как видного правозащитника (а в России правозащита практически приравнена Кремлем к оппозиционной деятельности) тоже принято относить к оппонентам власти. Однако в отличие от внесистемных либералов он попал в число тех, с кем власть была в той или иной форме готова вести диалог. Чиков среди других правозащитников, симпатизирующих Болотной, попал в СПЧ осенью 2012 года, спустя несколько месяцев после массовых акций протеста. На тот момент тактика власти в отношении Болотной и Сахарова резко изменилась. Если в конце 2011 – начале 2012 года рассматривались некие либеральные инициативы с целью выпустить пар, найти возможность для снятия напряжения, то уже в преддверии президентских выборов и тем более после них ни о каких «проявлениях слабости» перед «агентами Госдепа», какими видел оппонентов Кремль, речи уже не шло. Болотный протест закончился процессом уголовным. Таким образом, попадание либералов и правозащитников в СПЧ было в некотором роде остаточным проявлением предыдущего подхода, нацеленного, пусть и в очень ограниченном смысле, на диалог.