Андрей Макаревич. Фото: Александр Щербак / Коммерсантъ
Прежде чем сбрасывать кого-то с корабля современности, подумайте о его значении для отечественной культуры – возможно, оно окажется весомее тех слов или действий, за которые вы хотите его наказать.
Конечно, об этом странно говорить в эпоху Харви Вайнштейна и Кевина Спейси; там, откуда к нам приходят все культмассовые моды, уже вошло в порядок вещей молниеносное уничтожение репутаций, когда никакие прежние заслуги не в состоянии перевесить внезапных новых обвинений, выдвигаемых прессой, коллегами, обществом – в общем, теми внесудебными инстанциями, которые по какой-то причине становятся теперь сильнее всего. Ближайшим аналогом Вайнштейна и Спейси в наших условиях кажется депутат Слуцкий, но нет, линейная логика здесь не работает – Слуцкого ждет какое-то разбирательство в Госдуме, но, кажется, пока не более того; по крайней мере до сих пор нет никаких оснований говорить, что против Слуцкого все – да, есть те три журналистки, есть какое-то количество их коллег, даже пикетировавших Госдуму или, как Сергей Доренко, предлагающих бойкотировать все новости с участием Слуцкого, но зато сторону обвиняемого в домогательствах товарища уже занял Вячеслав Володин, да и коллеги по Госдуме, то есть те люди, которым предстоит рассматривать персональное дело Слуцкого, ничего плохого про него не говорят, и в этом смысле до Вайнштейна ему, очевидно, еще очень далеко.
А кому не далеко – Андрею Макаревичу, и хотя в его персональном деле нет никакого секса, одна только политика (да даже не политика, а какое тут слово более уместно, духовность?), опыт внесудебного порицания, чреватый дальнейшими трудностями в карьере и бизнесе, у него уже вполне голливудский. Эта параллель может показаться натянутой, но вообще-то да, то место, которое в западных обществах занял харассмент, у нас занимает подлинный или (чаще) мнимый антипатриотизм. В режиме реального времени складывается почти общепризнанный набор недопустимых высказываний, способных закрыть все двери и обрушить все жизненные планы примерно в том же масштабе, в каком голливудская среда наказывает за приставания.
